Граф взял камею в руки, вгляделся и дрогнувшим голосом ответил:
— Герб рода Корти! Благословен Бог!
— А это что и чье на них вышито имя?
Магомет передал собеседнику красные марокканские полусапожки детского размера — по верхнему краю были вышиты шелком буквы.
— Это мое имя, повелитель. Так меня зовут — Уго.
Он простерся перед султаном, обнял его колени и с трудом, прерывисто произнес:
— Не знаю, что в мыслях у повелителя, дарует ли он мне жизнь или отнимет ее, но если отнимет, молю его, во имя милосердия, отослать это моей матери.
— Бедный Мирза, встань! Я хочу видеть твое лицо.
Граф снова сел на стул, Магомет же продолжил:
— Так ты тоже влюблен в княжну Ирину? Говоришь, что любишь ее сильнее, чем я? И полагал, что я не смогу это выслушать? Что призову черного Хасана с тетивой от лука? Сколько тебе было дано возможностей видеть и слышать ее, пока десятки дней слагались в сотни, — и мне ли теперь говорить тебе, что любому мужчине она готова разве что принести себя в жертву. Что такого можешь ты ей предложить? Тогда как я… Клянусь мечом Соломона, завтра утром я подойду к ней и скажу: «Ради твоей любви, о самая полная из всех полных лун, ради твоей любви Церковь твоя будет помилована…» А кроме того, или я не предвидел такого развития события? Царедворцы гнут спину и превосходят один другого, пытаясь завоевать мое благоволение, но ни один царедворец, даже самый искушенный, не смог бы писать о ней так, как писал ты, с одной лишь целью — польстить мне; по этому знаку, Мирза, я понял, что и ты воспылал страстью. Оскорбило ли меня это? Отнюдь! Я отправил тебя заботиться о ее благополучии, сражаться за нее, умереть, если потребуется. От кого можно ждать такого самопожертвования, как не от влюбленного? Или я не предсказал в ночь нашего расставания, что будет дальше?
Он умолк, глядя на рубиновый перстень у себя на пальце.
— Смотри, Мирза! После твоего отъезда я всякий час, когда бодрствовал, смотрел на этот камень; он ни разу не поменял цвета. Часто, глядя на него, я говорил себе: «Мирза полюбил ее, потому что не мог иначе, однако не утратил передо мной свою честь. Мирза есть правда, так же как Бог есть Бог. И именно из его рук я получу ее в Константинополе».
— О повелитель!
— Тихо, тихо! Ночь уходит, тебе пора возвращаться. О чем я говорил? А, да.
— Выслушай меня, повелитель. Я боюсь тебя разгневать, но молчать не могу.
— О чем речь?
— В ее присутствии сердце мое разрывается, однако я и на самом последнем суде великого дня готов сказать, что не уронил чести перед повелителем. Однажды она поблагодарила меня — после того, как я вышел на бой со львом, — о Небеса! И тогда я почти потерял свою честь! О, муки того молчания! Как терзает меня это воспоминание! Но я не уронил чести. Вот только решимость ее хранить с каждым днем все слабее. Единственное, что сдерживает меня, — это мое положение в Константинополе. Кто я там?
Граф уронил лицо в ладони, и сквозь звенья кольчуги проступила дрожь, сотрясавшая его тело.
Магомет выжидал.
— Кто я там? Прикидываясь другом императора, я предаю его ежечасно. Я — христианин, но как Иуда продал Учителя, так и я вынужден продавать свою веру. Я влюблен в благородную женщину, но долг велит мне блюсти ее чистоту и передать ее другому. О повелитель, повелитель! Так продолжаться не может. Стыд — как стервятник, он терзает меня, сердце мое исходит кровью под его клювом. Освободи меня или предай смерти. Если любишь — освободи!
ebooksa