Этот отряд, в составе десяти человек, возглавлял граф Корти. Множество зрителей следили за его отбытием, и в их глазах он был самым великолепным рыцарем за всю историю. Когда, миновав ворота и повернув направо, граф машистой рысью пустился к оврагу у подножия стены, по сути представлявшему собой естественный ров, раздались приветственные крики.
— С вами Бог и наша Богоматерь Влахернская! — скандировали зрители и не смолкали, пока кавалькада не скрылась из виду, — хотя граф даже не махнул флажком на копье им в ответ.
Что касается облачения графа в то утро, достаточно будет сказать, что на нем были обычные его легкие доспехи, а в доказательство серьезности намерений он, помимо копья, прихватил и боевой топор, который приторочил к луке седла, кривой меч, значительно длиннее, хотя и не шире ятагана, лук с колчаном стрел — они были закинуты за спину, а к колчану прикреплен небольшой щит. Под графом был любимый гнедой араб — его голову и шею покрывала кольчуга.
Девять его спутников были, как и он, в полном вооружении, вот только головы их были защищены плотно прилегающими коническим шапками, а вместо металлических поножей на них были просторные красные шаровары.
Надлежит также добавить, что, судя по положению в седле — с очень высоко поднятым стременем, — они были родней бедуинов из пустыни.
По возвращении с последней встречи с Магометом в Белом замке граф начал тщательно готовить команду своей галеры к воинской службе на суше. Девять матросов оказались прекрасными наездниками, и, отобрав их, как наиболее многообещающих, он стал обучать их владению оружием, которое они сейчас и держали в руках. В задачи этого маленького отряда входило скорее прикрытие с тыла, чем нападение. Образно говоря, при атаке графу предстояло стать наконечником копья, а им — его древком: по ходу поединка с противником восемь из них должны были прикрывать его справа и слева и по мере необходимости то рассыпаться цепью, то сходиться плотнее. Девятому полагалось сражаться с тыла. Этому простому боевому порядку он дотошно обучал их несколько месяцев. Они добились поразительных успехов, а поскольку занятия проходили на Ипподроме, при стечении публики, они заодно вдохновляли и других.
Надо сказать, что заключенное с Магометом пари придало графу телесных и душевных сил. Он осмыслял возможные исходы сражения, понимая, что ждать осталось недолго, и верил в то, что город может и устоять. В любом случае сам он сделает все, что в его силах, и если не судьба им победить, в том не будет его вины.
Опасность — ее он видел с болезненной отчетливостью — проистекала прежде всего из религиозного разлада между греками, и все же он уповал на то, что первая же серьезная атака турок, первое кровопролитие объединит враждующие фракции, хотя бы во имя общего спасения.
Здесь самое время поговорить о взглядах и чувствах тех людей, которых граф Корти собирался защищать. В целом о них можно сказать следующее: было совершенно невозможно убедить константинопольцев в том, что султан действительно замыслил пойти на город войной.
— А даже если и пойдет? — рассуждали они. — Кому, кроме безголового недоросля, может такое прийти в голову? А пойдет — мы покажем ему хоругвь Богоматери со стен.
Если речь заходила о башне на Асометонских высотах — столь высокой, что можно было встать на крытую железом крышу и, поглядев вперед, по сути, заглянуть в Константинополь, — беспечные обыватели прибегали к преувеличению:
— Среди правителей встречаются такие же недоумки, как и среди обычных людей. Таращиться на нас — одно, стрелять в нас — другое. Башню со стенами в тридцать футов толщиной с места не сдвинешь.
В один прекрасный день в город проник слух, будто одна из пушек прибрежной батареи нового турецкого форта потопила проходившее мимо судно.
— А какой на судне был флаг?
— Венецианский.
— Ну, тогда все понятно, — успокоились зеваки. — Султан хочет вытеснить венецианцев из Черного моря. Турки испокон веков воевали с венецианцами.
Чуть позднее появились сведения, что султан, якобы задержавшийся в Баш-Кегане потому, что воздух на берегах Босфора лучше, чем в Адрианополе, заключил с галатским подеста договор, по которому город обязался соблюдать нейтралитет; впрочем, и это не повлияло на беспечность византийцев.
— Очко в пользу генуэзцев. Славно они обошли венецианцев.
Порой какой-нибудь странник, возможно, купец, но скорее шпион, забавлял лоточников на базарах рассказами о том, что султан отливает пушки такого размера, что из каждой можно выстрелить шестью связанными вместе людьми. Греки только посмеивались. Некоторые говорили:
— Ага, похоже, Махмуд затеял отсалютовать лунному человечку в месяц Рамадан!