Вечный странник, или Падение Константинополя

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ваше величество, из ворот только что выехал всадник и скачет вперед. Насколько я понял, это иностранец, граф Корти.

Константин наблюдал за тем, что случилось далее.

Обычно путь из долины лежал через глубокий ров у ворот Святого Романа, путь этот шел по настилу из крепких бревен с прочными перилами по бокам, положенному на кирпичные пилоны. От этого поста не осталось ничего, кроме нескольких шатких досок — их можно было быстро снять при необходимости. Даже пройти по ним пешком было не так-то просто, а граф Корти, когда император взглянул на него с возвышения, пересекал преграду верхом, одновременно трубя в рог.

— Неужели он обезумел? — с тревогой осведомился император.

— Обезумел? Нет, он вызывает кого-то из нехристей на поединок; и если, высокородные господа, он столь же искусен, сколь и смел, то, клянусь тремя королями из Кёльна, непросто будет нам, остальным, с ним сравняться.

Так отвечал императору Грант.

Корти благополучно миновал ров и остановился на другом берегу, плотно вогнав древко своего знамени в землю. Открытое пространство кладбища позволяло ему видеть турок впереди и самому оставаться на виду — расстояние между ними было не более ста ярдов. Приподнявшись на стременах, граф снова протрубил в рог — в чистой ноте отчетливо звучал вызов.

Магомет оторвался от осмотра башни и глубоко сидевших в стене ворот и подозвал свою свиту.

— Что за девиз у него на знамени? — поинтересовался он.

— Луна, а поверх нее — крест.

— Вот как?

Вызов был повторен дважды, но молодой султан оставался неподвижен, лишь необычная серьезность легла на его лицо. Он узнал графа, только в мыслях своих называл его более привычным восточным именем, Мирза. Знал он и то, что дерзкий вызов брошен не из одного только честолюбия — то было напоминание о заключенном ими договоре, и, если истолковать правильно, звучало оно так: «Вслушайся, повелитель! Она в добром здравии, и дабы я не показался в твоих глазах недостойным ее, пошли храбрейшего помериться со мной силами». Магомет заколебался — случайность способна погубить эту высокую душу. Увы тогда княжне Ирине в день последнего приступа! Кто доставит ее к нему в руки? Огромное войско, боевые машины и дотошные приготовления — все это было не столько во имя завоевания и славы, сколько во имя любви. Мучительным стало бы испытание, если бы кто-то в тот миг сказал ему: «Она твоя, султан Магомет; она твоя, возьми ее, а город оставь в покое».

Вызов был брошен в третий раз, и со стен раздался приветственный рев. Тогда сын Исфендиара, узнав знакомый девиз и все еще мучительно переживая свое поражение, протолкался сквозь толпу к Магомету и попросил:

— Повелитель, позвольте мне проучить этого выскочку.

Магомет ответил:

— Ты уже испытал на себе его руку, однако ступай — вручаю тебя твоим гуриям.

После чего он поудобнее устроился в седле, улыбаясь. Не графу сейчас грозила опасность.

Оружие, доспехи и конская сбруя у мусульман такие же, как у итальянцев; поскольку оружие для поединка выбирает тот, кому бросили вызов, — а это может быть топор, меч, копье или лук, сын Исфендиара выбрал последний и, пока приближался к сопернику, подготовил его. Граф не замедлил последовать его примеру.

Они взяли свои луки — короткие, для стрельбы из седла, — в левую руку, положили на них стрелы, закрепили щиты на правом предплечье.

Добравшись до открытого пространства — кладбища, всадники принялись описывать круги, следя за тем, чтобы щит оставался со стороны соперника; расстояние между ними было около двадцати шагов. Зрители стихли. Помимо мастерства, которым всегда обладают участники таких поединков, зрители хотели видеть, кому улыбнется удача.