— Аааааааааааааааааааааааа, — заревел изо всех сил, на колени упал, сгребая кольцо, сотрясаясь всем телом. Порвала связь. Отреклась. Вот почему кольцо сняла… иначе не смогла бы. Вот почему не слышит ее. Перестала ему принадлежать.
— С волхвом ушла. К Вию.
Голос Врожки заставил дернуться всем телом и сдавить перстень в ладони.
— Я тебя ждал. Чтоб сказать. А потом гореть буду… как положено. Сам. Врожка знает правила. Знает обычаи.
Ниян весь дрожит и в одну точку смотрит, дышит тяжело с шипением. Понял, почему Вий улетел. Ему Лукьян сообщил о том, что забрал Ждану. Вот почему птицы проклятые кружили в небе.
— Насильно увел?
— Сама ушла… отреклась от тебя, кольцо сняла и верхом на нем улетела.
Застонал и в волосы руками впился.
— Не могла.
— Могла. Своими глазами видел и ушами слышал.
Резко развернулся и посмотрел с дикой яростью на шута.
— А ты где был?
— Морок на меня навел, проклятый. Ни крикнуть, ни пошевелиться не мог. Только когда улетели, дар речи вернулся.
— Ненадолго. Чтоб к утру свой язык мне принес. Выбирай — либо сам жив останешься, но немой, либо сгоришь дотла.
Встал с колен и с диким рыком разнес все в комнате, в щепки, в клочья. Вещи ее разодрал.
Потом с постели простынь сдернул и лицом в нее зарылся, вдыхая аромат.
— Не могла… Знаю я. Нутром чую. Войной на Вия сам пойду и заберу ее.
ГЛАВА 8
О свадьбе царской трубили во всю, и до меня доносился переливчатый звон и песни дивные, напеваемые народом. Вся улица усеяна розовыми лепестками одилиска, цветка нежности и невинности.
Каждое утро за мной свита приходит царская, горничные девки, мамки. Сопровождают целой толпой, шлейф от платья несут. А мне кажется, голова сейчас отвалится от тяжести кокошника, разукрашенного золотом, увенчанного камнями драгоценными с ряснами у висков с убрусом, подвязанным сразу под подбородком. Платье тяжелое, твердое, впивается мне в тело.