— Что-то случилось? — Зар тронул прядь её волос, спускавшуюся на грудь.
У Марион едва не подкосились ноги. Воздух как-то странно загустел, перестав вливаться в лёгкие.
— Почему ты меня больше не целуешь? — это вырвалось само, наверное, от нехватки кислорода мозг совсем перестал работать. Через мгновение девушка чуть не умерла от стыда, только слова назад не вернёшь.
Зар улыбнулся уголками губ:
— Тебе же не нравилось, когда я тебя целовал. Ты даже злилась.
Ответить Марион было нечего. Да и голос вдруг пропал начисто.
Если бы Зар не взял её за плечи — ещё чуть-чуть, и она бы лишилась чувств. Как вообще можно было додуматься заявиться ночью к нему в покои!
По счастью, мужчина не стал допытываться ответа. А просто прильнул к её губам. Тело опалила жаркая волна, и оно окончательно ослабело. Чтобы не упасть, Марион обвила руками шею мужчины. Ощутила его руки на талии, на спине. Под нежно-страстными прикосновениями кожа горела даже через ткань платья. Внизу живота словно завязался тугой узел.
Но вдруг Зар отстранился, тяжело дыша:
— Марион, ты хорошо подумала?
— Нет, я вообще не думала, — честно призналась девушка. — Просто больше не могла выносить твою холодность.
Боже, что она несёт! Разве можно быть настолько откровенной!?
Зар улыбнулся немного грустно и снова притянул её за талию.
— Это не холодность.
— А что же тогда? — раз уж завела такой разговор, надо хоть прояснить ситуацию.
— Ты ведь сказала, что внебрачные отношения для тебя невозможны.
Марион распахнула глаза в изумлении. Но, может, она неверно поняла его слова?
— И ты решил ждать, пока я овдовею?
— А что ещё мне остаётся? — улыбка стала совсем печальной, почти натянутой. — Вынуждать тебя переступать через себя я не хочу.
Значит, всё-таки верно… Только… Это тоже слишком жестоко. Что если сэр Персиваль проживёт ещё десять лет, а то и двадцать?