Мародер

– Похоже. Че удивляться – соляр самый херовый куда? В армию.

– Или времени слишком много прошло.

– Да насрать. Давай машинки выдергивать…

Втроем демонтировать КПВТ – одно удовольствие.

Вскоре на отсыревшем бетоне лежало упакованное вооружение бэтээров. Решение оставить автоматические пулеметные точки на потом принялось само собой – без них набиралось нехило, полтонны веса. Закончив, сели перекурить. Ахмет покосился на жириковские котлы[165]:

– Сколько сейчас наверху? Мои че-то встали.

– Почему наверху, везде. Ой, бля, полвосьмого уже… Ни хера себе, я думал – к обеду дело.

– Пацаны там задубели уже. Надо менять.

Все замолчали – никому не хотелось вылазить на мороз в пропитанной подземной сыростью одежде. Однако делать нечего – именно забота о своих делает командира командиром. Ахмет вытащил нож и отрезал от сигаретной пачки два кусочка картона. Короткий достался ему, и он до полуночи трясся под елью на склоне горы, откуда просматривалась территория объекта С.

Трясло его и от мороза, но больше от сознания того неприятного факта, что Кирюхин сейчас сидит с новым человеком Паневиным и разговаривает. О чем? Пацаны спят, а эти – разговаривают. Ахмет четко чуял это, мир вокруг каждым шорохом предупреждал его: не спи, Ахметзянов, ой не спи. До чего они договорятся, вернее, могут договориться? Не слишком ли велик для Кирюхина этот кусок – новый домашний, которого хоть сейчас ставь вместо Немца, два КПВТ, три ПК? Не поедет ли у него крыша? Больно уж гладко складывался этот выход, и везде получалось, что Кирюха тут пуп земли, а он, Ахмет, – так, пристяжь. Не попытается ли Кирюха учесть данный «факт» при разливе? Хотя те же бронедвери эти два гандона (оп-па, вот уже подельники и гандонами стали – отметила та часть его сознания, которая всегда смотрит за человеком со стороны) хрен вскрыли бы. …А че – всегда же так. О чем на берегу договаривались, это одно. А по жизни частенько другое вылазит, куда чаще кидают, чем по чесноку расходятся. И по жизни щас – ну завалит меня Жирик, и че? Кто-то спросит? Кто? Баба? – злобно скривился Ахмет. – Серб? На хера ему это? Какие Жирику минуса, если моего Дома не будет? А никаких. Еще Жирик знает, ну, догадывается, как у меня забит подвал, это тоже важно. Серб и Почтарь – два хороших бойца, особенно Серб. «Утеса» два – ну, один нормальный. Короче, после Пыштыма сечь вокруг, как в бою, надо будет. А то, похоже, отряд не заметит потери бойца. А вот хуй вам, уважаемый товарищ Жириновский. Сглотнете вы у меня теплого…

Витек сперва недоуменно выслушал инструктаж, однако припомнив, как долго и трудно хозяин улучал минутку для того, чтоб наедине перекинуться парой слов, проникся.

– Никому верить нельзя. Что ж за жизнь-то, а?

– Раньше надо было верить. Когда горбатого пидора нормальные люди скинуть хотели. Хотя тоже мне, «нормальные»…

– А мы-то, бараны, помню, радовались тогда чему-то…

Почти день ушел на переделку электроспуска на механику, и вышли под вечер, но выспавшиеся и сухие. Обратный путь давался десятикратно дороже – больше полутонны набравшегося груза, чуть не полтораста кэгэ на рыло. Без споров принялось единственное реальное решение – идти по долине Киалима, на Аргази, и уже там выбирать дальнейший маршрут. Теперь скрытность особо не волновала – огневая мощь такая, что до роты можно не напрягаться. Что вы хотите – четыре пулемета, это надо быть последним идиотом, чтоб, заслышав такую ответку, не дриснуть подальше и побыстрей. До Байдашева – день. Ночь – влежку, надорванные мышцы к утру болят, как отбитые. На льду Аргазей встретили местных рыбаков – то ли карасевских, то ли туракаевских. Бедные рыбачки постояли с поднятыми руками под двумя пулеметами, с жизнью, наверное, простились – ан пронесло; когда вдали затих скрип тяжело груженных волокуш, оба чужих пулеметчика вместо серии очередей внятно попросили рыбаков не дергаться с часок и, пятясь, скрылись в поземке, несущейся над безбрежным ледяным полем водохранилища.

У Каолинового удача, долго шедшая вместе с командой, куда-то отлучилась. Хотя куда: шесть дней прухи – это слишком даже, не к добру. Переходили маленькое лесное озерцо, и вроде тщательно смотрели, но на подходе к берегу из ниоткуда ударил беспорядочный ружейный залп. Ахмет даже не удивился, что не учуял засаду, – его больше интересовала засада, пыхтящая спереди и сзади.

Группа дружно рухнула в снег, лязгая разворачиваемыми в береговые кусты стволами, и через несколько секунд кусты легли, снесенные из пяти машин. Мародеры видели сквозь дым, как между деревьями вскакивали и скрывались в гуще леса мутно-белые силуэты. Суки, угадали как с местом, берег хоть и невысокий, а лес с полста метров не причешешь, лежащего берег скрывает. Цугцванг – ни ждать, ни срываться, так и так забьют, когда народ с более серьезными стволами подтянется. Ладно хоть, пока притихли.

– По противнику докладаем.

– У меня пять. Без попаданий.

– Шесть. Я тоже.