Мы не принимаем участия в обороне города, но один из лазаретов — в правом крыле Института… Я не знаю, как после этого смогу смотреть им в глаза — той же Анэлле-кружевнице или Маладе, которая печет такие вкуснющие пирожки с кусочками неочищенных яблок, — если они выживут. Это как словно мы их предаем, отсиживаемся за их спинами.
До подхода врага, как я слышала, люди успели уйти из предместий в горы. Жители же внутреннего города Рамеду покидать отказались, они любят свой город, да и оджхарцы появились слишком внезапно, ворота недолго оставались открытыми. Теперь ни у рамеданцев, ни у нас нет выбора…
Мы ведь действительно ими прикрываемся, а Беделла и профессора что-то скрывают. Что же такого находится в Институте, что может оправдать нас?
Зачем они пришли сюда, ведь с Оджхаром мир уже три столетия? Неужели? Нет, это глупо… Не может же все дело быть в книге? Хотя если я чувствую их колдовство, то почему же не может быть справедливым обратное? Сродни ли моя Сила чародейству багряных? И кто же сильнее, изначальней?
Сколько вопросов и такая жуткая неуверенность.
Аэтта молится, Заэле упражняется до изнеможения, танцуя с мечом, — у каждого свой способ не думать о будущем. А я вот хочу о нем думать! Хочу мечтать о жизни, которая у нас всех обязательно будет… потому что мы выживем!
Дни осады похожи один на другой. Войско противника, как прибой, бьется о стены Рамеды… чтобы быть отброшенным. Несмотря на немногочисленность, оджхарцы — хорошо обученные профессионалы, а защитники Рамеды — вчерашние добропорядочные горожане. Катапульты и баллисты с обеих сторон перестреливаются. Вчера удалось разрушить таран, оджхарцы строят осадные башни, ров завален, приставные лестницы удалось отбросить… И усталость, глубинная усталость и обреченность накапливается в людях, как ни стараются их ободрить господин Байа и капитан стражи. Слишком, слишком далеко до столицы, до помощи… до надежды.
Враждебные эманации сгущались где-то в южном направлении, там, где стояла лагерем вражеская армия. Злая Сила имела направленность — оджхарцы собирались ударить. Не знаю откуда, но я была уверена, что это так.
В этот момент в мою комнату ворвалась растрепанная Заэле, жившая напротив. Ее, по-видимому, разбудил мой крик. Осмотрев с порога всю комнату на предмет опасности, Заэле вопросительно на меня поглядела.
— Разбуди всех, — сказала я, — оджхарцы прорвались, только не спрашивай, откуда я это знаю.
Что мне всегда нравилось в мериантийке, так это способность в трудное время действовать согласно указаниям того, кто в данный момент более осведомлен. Не раздумывая, Заэле побежала по коридору, стуча во все двери…
Я же продолжала стоять на пороге, не в силах избыть смутное беспокойство. Исчезло чувство защищенности, но это не было связано с тем, что оджхарские колдуны, как я чувствовала, подходили все ближе к Институту. Скорее — с самим их проникновением в город.
Внезапная догадка ошеломила меня. Исчез щит, прикрывавший город от вражеской ворожбы. С опозданием я поняла, что на протяжении всех трех недель осады оджхарцы не использовали магию.
Значит, они знали, что это бесполезно.