— Не говори глупостей! Лиза в свое время была полезна, и она мстительна, как черт, но я ни разу не дал ей повода. Ни разу!
— Ты только лгал ей о своем разбитом сердце! Теперь я вспомнила, это она мне рассказала… Именно она.
— Должен же я был ей что-то говорить… Бог мой, о каких древних глупостях мы говорим, а ведь у нас неприятности, пусть и не фатальные. Мы должны показать всем, что ничего не случилось.
— Ничего не случилось, — обреченно повторила молодая женщина, — ничего…
Только счастье разбилось, как ваза с золотыми хризантемами. Бесценная, единственная в мире ваза. Ее можно было склеить, но папа велел выкинуть осколки. Как же он был прав!
— Ты мне веришь? — тревожился ставший чужим человек в безупречном сюртуке и с уверенным, отлично поставленным голосом. Муж. Депутат. Барон. — Ну скажи же, что веришь…
— Конечно. — Эжени выдавила из себя улыбку. — Просто я устала…
— Устала? — Де Шавине торжествующе поцеловал жену в лоб, и она с трудом удержалась от того, чтобы отшатнуться. — Отдыхай, любовь моя. Я буду поздно… Мне надо обсудить положение с коллегами. Дюфур повел себя на удивление лояльно. Было бы неплохо, если б твой отец послал ему приглашение на обед. Мне искать встречи с человеком из «Бинокля» неудобно, но прояснить некоторые моменты необходимо…
— Я попрошу папу. — Сил улыбаться больше не было, и женщина спрятала лицо в цветах. — Ты не опоздаешь?
— Это же не заседание, а завтра… Завтра придется поехать в Оперу. Как же я не терплю этот глупый шум, но ты ведь, кажется, любишь.
— Очень, — подтвердила Эжени и поняла, что последний раз была в Опере до помолвки и что несколько часов с мужем будут невыносимы. — Я телеграфирую мадам Дави… Они снимают ложу на весь сезон и будут нам рады.
— Блестяще! Все решат, что мы приняли приглашение старых друзей… Господи, Эжени, как же я благодарен судьбе за тебя. Страшно подумать, что я мог связать свою судьбу с лицемеркой или истеричкой.
Он опять говорил. Страстно, убедительно и красиво, словно в своем парламенте. Он в самом деле был доволен женой — ее происхождением, приданым и поведением в минуту опасности. Урожденная маркиза де Мариньи не обманула ожиданий барона де Шавине, он не зря вкладывал деньги в цветы, это уже начало окупаться…
Когда дверь наконец закрылась, мадам велела отнести розы в кабинет мсье и долго сидела, слушая тиканье часов и глядя в стену, а потом поняла, что плачет.
Приезду патрона Поль не удивился: до столь многообещающего скандала даже «Бинокль» дорывался не каждый день. Было поздно, и приемная давно опустела, но Жоли тщательно прикрыл двойную обитую дверь, оберегая тайну, которая через несколько часов станет «гвоздем» номера.
— Ну, — требовательно спросил из клубов дыма патрон, — что наши голубки?
— Они не годятся для банального жаркого, — сообщил Поль, и Жоли почти бросил бильбоке на кучу счетов и визитных карточек, — но кое-что я приготовил.
— Заметка в наборе. Я предупредил, что сдача может задержаться, но, если правок немного, этого не потребуется.
— Вы поторопились, придется набирать заново, но я успеваю. Без фамилий. Депутат X, депутат Z…
— Маршан деликатности не заслуживает.