— Опомнись, ты же обречен! Ждешь подмоги? Она не придет. Пропусти нас — и останешься жив.
Грозный хохот воина эхом дробится по ущелью. Враги отступают на несколько шагов — так страшит их это неистовое веселье.
— Нет подмоги? — смеется воин. — А скалы, что стоят со мной плечом к плечу? Они не дают вашей своре навалиться на меня разом! Моя земля защищает меня. Убирайтесь вон, чужеземные псы!
Командир отряда гневно простирает руку:
— Убейте его!
С новой злобой иноземцы кидаются в бой — и вот уже чей-то кривой клинок находит щель в доспехах воина…
Гусиное перо рвет бумагу, яростно зачеркивая строку.
Голос:
— Не дам! Не позволю! Это мои герои! Я перепишу…
Второй голос — негромкий, скучающий:
— Ничего ты не перепишешь.
За столом сидит старый Автор. Рядом стоит Незнакомец в сером: зыбкая фигура, человек-марево. Черты его лица нельзя разглядеть, а порой на миг кажется, что на нем маска палача. Единственное, что выглядит реальным, — это меч в его руке. Огромный, тусклый, явно очень тяжелый.
— Ты ничего не перепишешь, — равнодушно говорит Незнакомец. — Твоя книга уже закончена.
— Я был молод, когда писал ее. Мир казался мне беспощадно жестоким. Теперь, прожив столько лет, я знаю, что жизнь добра, а люди милосердны.
— Это не имеет значения. Ты придумал мир? Он есть. Ты придумал героев? Они прожили и закончили жизнь так, как начертал им ты.
— Но я не хочу, чтобы гибли любовь, талант, отвага! И… и эти люди дороги мне.
— Поздно. Пиши, если хочешь, но твои строки будут фальшивы и мертвы.
— Неужели нельзя влить в них жизнь?
— Можно. Но это будет твоя жизнь, а у тебя ее не много осталось. Отдаешь?
Автор колеблется лишь несколько мгновений.