— Прекрасно, — произнес Костя. — Просто здорово.
К вискам поднимался жар.
— Fine! — коротко перевела Катя.
— Может, господин Майк поведает сначала, как я сюда попал? — глубоко вдохнув, выговорил Муконин и выдохнул.
Он понял, что торопиться пока некуда и можно завести обстоятельную беседу. Или попросить оставить его в покое и дать оклематься.
Майк Кельвин начал шпарить на своем, а Катя переводить:
— После передачи Минипы добрым самаритянам, (Костя едва улыбнулся — неужели это американец так сказал?) вы все попытались скрыться. Но наши… Хм. Его бдительные коллеги обнаружили ваш тайник и заставили под дулом автомата всех выбраться наружу. Затем вы все были препровождены в гарнизон Миротворцев. У вас, Муконин, было тяжелое ранение, вам пришлось сделать операцию, после которой вы долго не приходили в себя. Но теперь вам стало намного лучше, и он рад, что сможет, наконец, с вами пообщаться. Его очень интересуют подробности жизни в Уральской Независимой Республике.
— Понятно, — слабо кивнул Костя. — Это сколько ж я пролежал без памяти?
Девушка ответила сама.
— Рана была неопасная, органы не задеты. Но большая потеря крови… Вам сразу сделали операцию, и потом еще сутки вы спали под воздействием наркоза.
— Ешкин кот! — Костя уже определился, как быть дальше. — Хорошо, я поговорю с мистером.
Он вздохнул несколько раз, почти взаправду показывая одышку, показывая, как ему пока плохо.
— Но не сейчас. Дайте хотя бы поесть и немного очухаться.
Катя донесла до ушей Кельвина это пожелание. Он заулыбался, хотя глаза его, темно-серые, как вода в луже, глаза наполнились каким-то недоверчивым выражением. Тот самый тип людей, когда говорят одно, а смотрят по-другому, рассудил Костя. Майк встал и вышел из комнаты, бросив какие-то быстрые фразы в сторону девушки. Тон был распорядительный.
— Сейчас я вас покормлю, — сказала Катя, когда они остались наедине.
— Ты местная? — в лоб спросил Муконин.
Переводчица-медсестра сделала серьезное личико, как будто немного испугалась такого вопроса.
— Да, но это не имеет значения.
— Что значит, не имеет? Почему ты работаешь на них?
— Больной, вам пока нельзя много говорить. — Катя встала, и ее лицо превратилось в саму строгость, — этакая школьная учительница.