Гражданин уральской Республики

22
18
20
22
24
26
28
30

И она вышла. А вернулась через минуту со стеклянным столиком на колесиках. На столике, на подносе красовалась тарелка с ароматным куриным бульоном, кусок черного хлеба лежал рядом, и тут же стоял стакан желтого сока — апельсинового или ананасового, что-то в этом роде. Катя подкатила столик к кровати.

— Сам поешь или тебе помочь? — поинтересовалась она, неожиданно переходя на «ты».

И эти несколько грубые слова прозвучали таким женственным, материнским тоном, что у Кости потеплело в груди.

— Спасибо, я сам как-нибудь. Тарелку только подай, пожалуйста.

Костя подставил локти и выдвинулся вверх, боль слегка стрельнула в бок, но на этот раз он не поморщился. Устроился поудобнее, и Катя села рядом и подала тарелку с ложкой. Муконин втянул ноздрями аромат — бульон был свежий. В нем плавали кусочки курицы и картошки, собственно, это больше походило на суп. Костя зачерпнул немного, словно неумело, и хлебнул из ложки. Суп оказался на редкость вкусным. А может быть, ему просто так почудилось. В последнее время, в его походных условиях, любая еда казалась восхитительной.

Серо-зеленые глаза Кати принялись следить за ложкой. Лицо ее приобрело невозмутимую маску.

— Слушай, Кать, и все-таки хотелось бы знать, — начал он, поднеся третью ложку ко рту.

Девушка на мгновение приложила палец к губам.

— Не задавай лишних вопросов. Здесь везде уши и камеры.

Муконин обвел взглядом палату. Ну да, конечно… Он сделал глоток бульона.

— Хорошо. Тогда скажи мне хотя бы… Какое сегодня число? — В желудке почувствовалось приятное тепло.

— Двадцать девятое апреля, — известила Катя, смягчив голос.

Выхлебав наваристый бульон до дна, Костя вытер губы салфеткой с подноса. Затем осушил одним махом стакан сока и снова подтер рот. Поблагодарив медсестру, он заметил, что хочет еще немного вздремнуть. Глаза начали как-то сами собой смыкаться. Полное расслабление охватило его тело.

Катя молча забрала посуду и вышла из палаты.

* * *

Оставшись в одиночестве, он сначала боролся со сном, пытался заняться обдумыванием своего положения и возможных путей выхода. Но быстро утомившаяся голова не хотела соображать. Да еще и тупо ноющие в разных местах боли мешали думать. Костя пришел к единственной мысли: нужно каким-то образом склонить Катю на свою сторону. Но каким образом? Не случайно же миротворцы ее приручили! Если она местная, то что ее подвигло прислуживать Джонам? В поисках лучшей доли продалась иностранцам? Увидела свое будущее за океаном, в просторной квартире в центре американского городка? Интересно, она спит с этим Майком? А может статься, она их втайне ненавидит. Что же касается Кельвина, Костя так и не решил, каким образом ему отвечать на неминуемые вопросы о Минипе и всем остальном, тесно и не тесно связанном с тайным оружием. Сон быстро победил Муконина, он съехал на подушку и закрыл глаза.

Сновидение пришло какое-то бредовое, из тех, что сразу забываются при пробуждении. Едва Костя поднял веки, вернулась переводчица-медсестра, а за ней следом и Майк Кельвин.

Они снова расселись около постели. Катерина заботливо померила Косте давление. При этом глаза ее прыгали от Муконинской руки к пиджаку Кельвина и обратно. Один раз, правда, их с Костей взгляды встретились. И ему показалось, что в ее глазах промелькнуло сочувствие.

Сняв с его руки манжету тонометра (Костя заметил, что на ее тонких изящных пальцах нет ни единого кольца), девушка утвердительно кивнула в сторону американца.

Тот начал быстро и переливисто говорить.

— Константин, нам хорошо известно, — стала переводить Катя, глядя мимо Кости, — что вы доставили в Самару секретное нанотехнологическое оружие, так называемую Минипу. (Это слово — Костя услышал — забавно прозвучало с уст Натовца.) При передаче чемоданчика вашим самарским агентам, вы все были задержаны с поличным силами Миротворческого контингента. Здесь вы подпадаете под юрисдикцию Поволжской Международной Республики. Согласно ее чрезвычайному законодательству, всякое преступление, направленное на подрыв основ молодой республики, карается смертной казнью.