Misterium Tremendum. Тайна, приводящая в трепет

22
18
20
22
24
26
28
30

Она сонно улыбнулась, поцеловала его в щеку.

На улице был дождь со снегом. Незнакомый водитель в кожаном теплом шлеме рванул вперед так резко, что автомобиль подпрыгнул. Михаил Владимирович едва не прикусил язык.

– Он давно страдал гипертонией, в последнее время побаливали почки, – быстро, нервно шептал Федор. – Я с самого начала подозревал, что гипертония – следствие хронического гломерулонефрита. От анализов и серьезного обследования он отказывался.

– Все они почему-то отказываются, – проворчал Михаил Владимирович. – Сколько ему лет?

– Пятьдесят восемь.

– Что с ним сейчас?

– Гипертонический криз. Давление мне удалось снизить немного, криз миновал, но острая почечная недостаточность может вызвать кому.

– В таком случае почему мы едем в «Метрополь», а не в больницу? Ты должен был отвезти его в Солдатенковскую, а потом уж мчаться за мной.

– Он не желает ехать в больницу, он верит только в препарат.

– У него помутнение рассудка? Делирий?

– Он в полном сознании. Но надежды действительно нет. Почки атрофированы, обе. Он умирает.

– Почему он мне покровительствует? Из-за препарата?

– Да. Но не только. Для него важно сохранить вас как ученого, как врача. Там, среди большевистской верхушки, здравомыслящих людей мало. Они ошалели от власти и от страха в любой момент ее потерять. Все они страдают манией величия. Понимать и ценить чужой талант никто из них не может. Каждый сам себе гений. Особая форма аутизма. Каждый сконцентрирован на себе. Если не станет Белкина, ни за что ручаться нельзя. Поверьте, это не слова. Я знаю, что говорю.

Автомобиль остановился у подъезда. В фойе их встретил высокий, сутулый юноша в гимнастерке, бритый наголо, с бледно-голубыми глазами и тонким поэтическим лицом.

– Совсем плохо, – сказал он, – судороги, дыхание ужасное.

В коридоре на третьем этаже у двери номера дремали стоя два чекиста. Заслышав шаги, оба встрепенулись и схватились за свои маузеры, но тут же извинились, вежливо поздоровались.

В просторном двухкомнатном номере было удивительно чисто. На диване в гостиной, накрывшись кожаным пальто, спала стриженая темноволосая барышня.

– Это Зина. Дочь его, – представил ее Агапкин, – вчера приехала из Швейцарии.

Зина поднялась, потерла глаза.

– Слава Богу. Здравствуйте, Михаил Владимирович. Я заснула, простите, вторые сутки на ногах. Знаете, он так сильно икает и все время подергивается.