Misterium Tremendum. Тайна, приводящая в трепет

– Матвей Леонидович, невозможно ручаться за результат вливания, это чудовищный риск, я врач, а не убийца.

– Когда вы делали те три вливания, вы разве чувствовали себя убийцей?

– Я не думал, не чувствовал, только молился.

– Вот и сейчас помолитесь, не за меня. За себя и за своих детей. – Икота больше не дала ему говорить, он стал дергаться, лицо побагровело, выступил пот.

На ватных ногах Михаил Владимирович дошел до двери, позвал Федора.

– Кипяти шприц.

– Уже, – сказал Федор, – вам осталось только приготовить раствор.

Зина подняла заплаканное лицо, посмотрела на профессора.

– Спасите моего папу, прошу вас. Я верю, вы сможете. Федя, ваш ученик, когда-то спас меня и моего ребенка, мы были обречены, как сейчас папа, но он спас.

– Я принял у нее роды в декабре шестнадцатого, – шепотом пояснил Федор и добавил громче: – Зина, это невозможно сравнивать. С медицинской точки зрения ни тебе, ни твоей Танечке ничего не угрожало. И все, довольно об этом. Не мешай нам, пожалуйста.

Он закрыл дверь в ванную комнату у нее перед носом. На столике, на белоснежной салфетке, лежало все необходимое. Шприц кипятился в стерилизаторе на маленькой спиртовке.

– То, что мы собираемся делать, ужасно, – пробормотал Михаил Владимирович, достал склянку из саквояжа и чуть не выронил ее.

– Что же ужасного? Мы пытаемся спасти человека, – неуверенно возразил Федор.

Михаил Владимирович ничего не ответил. Он готовил раствор, пробовал про себя молиться, но не мог.

– Почему вы совсем не верите в успех?

Профессор молча помотал головой.

– Никого еще препарат не убил, – сказал Федор, – не было ни одного смертельного исхода.

– Володя, – прошептал профессор чуть слышно, – ты ввел ему препарат, но он все равно умер.

Федор болезненно сморщился, помолчал немного и вдруг заговорил изменившимся голосом, быстро, сипло:

– Нет. Я не успел. Он умолял меня, но я боялся, не верил, так же, как вы сейчас. Когда наконец решился, было поздно. Я вернулся с готовым раствором, а Володя уже не дышал. Я пытался запустить сердце, делал искусственное дыхание. Потом, когда окончательно понял, что опоздал, я ввел препарат самому себе. Не три случая благополучного исхода. Четыре. И ни одной смерти. Крысы, разумеется, не в счет.