Телефон опять зазвонил. Кудияров крякнул, встал, но Петя опередил его, сам взял трубку.
– Степаненко! Да! Нет! Речь шла именно об авансе! Вы в своем уме? Я не ослышался? Я вас правильно понял? Вы хотите увеличить изначальную сумму в два с половиной раза? Погодите, это вообще не телефонный разговор. Ну, знаете, товарищ, так дела не делаются, я вынужден считать вас жуликом и провокатором, – он бросил трубку.
Кудияров все-таки поднялся, стоял рядом с Петей, смотрел на него недоуменно и подергивал за рукав.
– Почему ты не дал мне поговорить?
– Потому! Иди, ложись!
– Ты очумел? Ты что-то слишком много на себя берешь, Петька.
– Ничего я на себя не беру. Тебе сейчас нельзя подходить к аппарату, ясно?
– Нет. Объясни, в чем дело.
– Звонил Петерс! – грозно прошептал Петя. – Срочно требовал тебя на ковер. Какая-то сволочь, видимо, стукнула все-таки.
– Ой, черт, твою мать, – Кудияров вернулся на свой диван, лег, уткнулся лицом в подушку и глухо пробубнил: – Больше надо было дать, больше, тогда бы все заткнулись.
Петя присел рядом, стал шептать что-то, при этом зло косился на Михаила Владимировича. Из ванной комнаты появилась медсестра.
– Товарищи, я закончила, – сообщила она хмуро, – мешок с грязным бельем пусть горничная приберет.
Кудияров и Петя возбужденно шептались, не обращая на нее внимания. Иногда доносились отдельные нервные восклицания:
– Откуда ты знаешь? Немцы! Одесса! Только камушки! Мгновенно шлепнут!
– Послушайте, может, вы отпустите барышню и меня заодно? – спросил Михаил Владимирович.
– Товарищ Бочкова, спасибо, вы свободны, – быстро пробормотал Петя и махнул рукой, – идите, идите!
– То есть как это – идите? А деньги?
– Какие деньги? Ой, да, конечно, – Петя вытащил портмоне, отсчитал несколько купюр, – вот возьмите.
– Я тоже откланиваюсь. Всего доброго, – сказал Михаил Владимирович.
– Нет! Вы, пожалуйста, останьтесь, профессор! Мне плохо. Вы должны меня осмотреть и прописать лекарства, – возразил Кудияров.