— Конечно, — ответил инспектор. — Как только начал проверять Вашу версию о любовнике.
— И что?
— А ничего. Звонил только муж, да и то, не очень часто. Сама она звонила только по делам — нотариусу, например.
— А еще кому?
— Сейчас взгляну, — пообещал инспектор и замолк.
Я достала из сумки тетрадь и ручку и приготовилась записывать, но записывать оказалось нечего. За последний месяц Софье четыре раза звонил муж, один раз она звонила ему в контору, еще были звонки нотариусу, страховому агенту и в телемагазин. Инспектор назвал мне даты и даже время звонков. Я спросила, проверяли ли домашний телефон, но, как и следовало ожидать, им вообще практически не пользовались.
— Похоже, не было у нее никакого друга, — заключил инспектор.
— Может, и не было, — согласилась я, сама не знаю, почему. Впрочем один из звонков Володи совпал по времени с посещением Софьей автомастерской.
К тому времени, как я закончила говорить с инспектором, машина моя уже была готова и стояла перед входом. Алвин отдал мне ключи, поблагодарил за визит и пожелал успехов в расследовании. Тот факт, что Софья никому не звонила и ни с кем ни по интернету, ни по телефону не общалась, несколько обескуражил меня, но, подумав, я решила, что, если этот друг Икс, узнав от Софьи про ее желание отмстить мужу, намеренно решил не светиться. Тогда в подозреваемые автоматически попадали нотариус и страховой агент, обоим из которых Софья могла рассказать про измену мужа и желание с ним развестись, оставив его ни с чем. «Однако, с этими парнями работать будет трудновато,» — резонно предположила я. Если они заподозрят или заметят, что я под них копаю, мало мне не покажется. Я была уверена, что на встречи со мной ни один из них время больше терять не будет, но Володя с Анной сидели в тюрьме и им грозило обвинение в убийстве по предварительному сговору. Надо было что-то придумывать и предпринимать. С такими невеселыми мыслями я поехала домой, то есть в лавку, где Алик с котом весело вели торговлю. Я заметила, что стены, на которых висели фотографии Алика, опустели, что означало — он продал все выставленные работы и вечером приготовит что-нибудь необычное и вкусное. Народу в лавке было не очень много. Наверное, волна покупателей, которая хлынула в лавку после того, как мы дали очень удачную рекламу, пошла на спад. Я спросила Алика, нужна ли помощь.
— Нет, тетя Дженни. Идите работайте!
Легко сказать — работайте. Если бы я знала, что делать, но делать что-то было надо и я пошла в кабинет, взяв с Алика слово, что если ему понадобится моя помощь, он меня позовет. Кот, лениво развалившийся на прилавке, чего мы ему вообще-то делать не разрешали, заметив, что я пошла в жилую часть, легко соскочил на пол и поспешил за мной, видимо рассудив, что я загляну на кухню. Мне не хотелось его разочаровывать, и я дала ему витаминок. Чтобы немного потянуть время, я поставила кофе. Кит, съев витамины, продолжал сидеть на стуле и громко мурлыкать. Я открыла пакетик с кормом, выдавила его в миску и поставила на табурет. Кит замурлыкал еще громче, правда есть стал лапой. Обычно лапой он ест, когда не сильно голоден. Я понаблюдала как он ловко цеплял когтем кусочек, подносил ко рту, обнюхивал его и осторожно, чтобы не зацепить язык, съедал прямо с когтя. В конце концов, ему это надоело и, обнюхав очередной кусок, он стряхнул его на пол, потянулся и спрыгнул следом, чтобы с ним поиграть. Я, конечно же, отобрала кусок и, зная, что порчу кота, достала ему из холодильника оливку. Оливки Кит обожал по двум причинам: во-первых, он их с удовольствием ел, а, во-вторых, с ними можно было играть, катая их из угла в угол, таскать во рту как мышей, снова катать и, наконец, съесть. Мы пробовали покупать ему игрушки, но он с ними не играл, а вот с оливками мог возиться часами, забыв про лавку. Несмотря на занятия с котом, мне удалось не упустить момент, когда кофе в старинной стариковской турке начал закипать. Разлив его по чашкам, я отнесла Алику кофе и немного печенья, а сама-таки отправилась в кабинет и открыла тетрадь. Итак, что мне было известно? Софья, зная, что ее у мужа шашни, да еще и ребенок, с Анной, решила, видимо, подготовиться к разводу, для чего стала снимать деньги с их общего счета, изменила завещание. Стоп! Зачем она меняла завещание, если, по моей версии, умирать совсем не собиралась? Даже, если она сама написала письмо, зная, что ее травят, почему не обратилась в полицию раньше? Почему не предпринимала никаких действий? Или предпринимала? Что-то здесь не так. Ладно, дальше. По-видимому, причина, по которой ее все-таки убили, были деньги, та сумка с наличными, которую Анна видела в доме Креченских, когда приходила за своим кольцом. Кто мог знать о том, что Софья снимала деньги? Прежде всего, наверное, Володя. Хотя, если всеми счетами занималась Софья, ему не было особой надобности следить за деньгами. Но, если бы Володя узнал, что жена проворачивала какие-то странные операции с их совместным счетом, как бы он отреагировал? Стал бы ее травить? Но тогда он должен был знать, где она прятала деньги. Следил за ней? Потом убил в подходящий момент хитроумным способом, не зная, что она отправила письмо в полицию? Может, так оно и было. Но почему нет отпечатков на письме и куда пропали перчатки и маска, которые инспектор видел в комнате Софьи. Володя их забрать не мог — его арестовали сразу же после или еще до обыска. Итак, если убийца — не Володя: он должен был знать про деньги. Откуда? Либо Софья сама ему сказала, либо по долгу своей службы, но я интересовалась у инспектора, и он сказал мне, что деньги она снимала небольшими сравнительно суммами в банкоматах и банках. Другими словами, похоже, что она все-таки с кем-то поделилась своими планами. Но с кем? Если у них были достаточно близкие отношения, чтобы проводить вместе выходные, то почему он ни разу ей не позвонил? Или она ему? Впрочем, если этот друг задумал завладеть деньгами с самого начала, то он, конечно же, постарался убедить Софью, чтобы телефонами они не пользовались. Вздохнув, я написала в тетради, что нужно проверить алиби нотариуса и страхового агента на четверг и выходные, на которые Софья в последний раз уезжала из дома. Сделать это было не легко, тем более, что на помощь инспектора рассчитывать не приходилось. Он всегда подвергает сомнению мои блестяще или даже просто хорошие идеи. Как подступиться к нотариусу и страховщику, я понятия не имела. Правда, у обоих были секретарши или помощницы, но та, что была у Заборски, мне бы точно ничего не сказала. И я решила начать с нотариуса, но сначала позвонила Дженифер и пригласила ее на ланч.
— Ничего, что в субботу? — спросила я ее.
— Конечно, даже здорово. Никуда не надо торопиться, — засмеялась она в трубку. — Что-нибудь случилось?
Я замялась на секунду, но потом призналась, что мне бы хотелось побольше узнать о Хэннинге.
— А, понятно, — чувствовалось, что она улыбалась. — Я не очень хорошо с ним знакома, почти даже и не знакома, но отец, по-моему, его знает. Я буду у них сегодня, постараюсь папу расспросить, если он будет в хорошем настроении, а завтра тебе все расскажу. Идет?
— Конечно! Спасибо!
И мы попрощались.
Я посмотрела на свой стол. Несмотря, что у меня было только одно расследование, а бумагооборот по лавке был минимальный — практически все хранилось в компьютере, в кабинете был приличный беспорядок. Я решила, что вреда для дела не будет, если я немного приберу.
На уборку ушел почти час. Я не только сложила и выкинула все ненужные бумаги, но и вытерла пыль, потом, войдя в раж, вытряхнула из ящиков все содержимое и начала разгребать накопившиеся там счета, записки, визитные карточки и прочее барахло. В одном из ящиков был журнал с рекламой лавки. Точно такой же я нашла в машине Софьи, он лежал рядом с водительским сидением. «Забавно, — подумала я. — Вот она жила, возила с собой журнал, в котором была моя фотография, даже не подозревая, что через каких-нибудь пару недель та, что смотрела на нее с обложки, будет расследовать ее убийство.» Я села в кресло и стала листать журнал. Перед Рождеством все, кто мог, старались заманить потребителей к себе, чтобы те раскошелились. Рекламировали все — дантисты предлагали новые зубы, магазины — новые наряды и украшения, рестораны — уютные вечера, автомеханики — новые шины. На последней странице была реклама психотерапевта: «Не хотите тащить в Новый год со старые семейные проблемы? Приходите. Мы не разговариваем по телефону. Что может быть лучше живого человеческого общения? Приходите и мы Вам поможем начать новую жизнь!» Со страницы улыбалась полноватая женщина лет пятидесяти. Ее звали Сузи Дэвис, и у нее было круглое лицо, маленькие близко посаженные глаза и очень розовые щеки. Интервью с ней я прочитала на десятой странице. Ничего особенного. Она уверяла, что придя к ней, пациент либо сумеет сам распутать клубок семейных проблем, либо она поможет ему или ей по-новому взглянуть на себя и на окружающих. Я подумала, что неплохо бы было встретиться с этим терапевтом семейных проблем. Шансы были невелики, но, возможно, Софья и наведалась к ней на консультацию. Я посмотрела на часы, было начало четвертого. Взяв журнал и тетрадь, я пошла к машине. В лавке было довольно много покупателей, но мне некогда было помогать Алику. Я только помахала ему рукой.
Кабинет Сузи был в десяти минутах езды от лавки. Я не очень рассчитывала, что она будет работать в пятницу вечером перед Рождеством, но за окном под вывеской горел свет. Я поставила машину на полупустой стоянке и вошла в кабинет, на двери которого висел непропорционально большой Рождественский венок. Сузи появилась на звон колокольчика откуда-то из-за китайской резной ширмы.