Шумерский лугаль

22
18
20
22
24
26
28
30

— Это Нанше покарал тех, кто замышлял убить меня, — спокойно произнес я. — Пойдемте посмотрим, что с ними случилось.

Когда мы подошли к зиккурату, на площади возле него уже толпились зеваки. Они смотрели на нижний уровень, засыпанный обломками сырцового кирпича и пылью, боясь подойти ближе. Заговорщики заседали в кабинете санги храма Нанше — прямоугольной комнате, в которую можно было попасть через узкую низкую дверь из другой, большей площади, в которой днем работали писцы. Из передней комнаты все еще струился черный дым, пахнущий пороховой и бензиновой гарью. В ней обсыпались потолок и стены, частично завалили проход в кабинет. Рядом с входом сидел молодой жрец, присыпанный светло-коричневой пылью, из-за чего лицо было словно в маске, а выпученные от ужаса черные глаза казались чужеродными, случайно прилепленными к ней. Выбритая наголо голова дергалась. Из раны слева от темени сочилась кровь, смешивалась с пылью и, образуя темную массу, лениво сползала по виску к шее.

— Что вы здесь делали в такое позднее время? — строго спросил я.

— Что? — громко переспросил молодой жрец.

Я понял, что он контужен и приказал Нумушде:

— Прокричи ему на ухо, он плохо слышит.

Командир копьеносцев проорал мой вопрос прямо в ухо контуженному.

— Верховные жрецы и санги ужинали, — после долгой паузы громко ответил тот.

— Или скажешь правду, или боги убьют и тебя, — пригрозил я. — Они замышляли против меня?

Нумушда повторил мой вопрос намного громче, в чем, как я понял по потускневшему взгляду молодого жреца, нужды не было.

— Да, — сравнительно тише, но громче нормальной спокойной речи, молвил раненый.

Я обернулся к зевакам, который подошли вместе с нами, держась на дистанции метров десять.

— Вы слышали? — обратился я к ним. — Верховные жрецы и санги всех городских храмов собрались здесь, чтобы договориться, как убить меня. За это боги покарали их, ударив молнией и громом. Так будет с каждым, кто противится их воле!

Если кто-то раньше сомневался, что я — земное воплощение богини Нанше, то теперь таких не осталось. На меня смотрели с мистическим ужасом. Легко быть богом, когда у тебя за плечами высшее советское образование!

— Расчистите проход во вторую комнату и вынесите на площадь всех, кто там есть, — приказал я своей охране, а Нумушде и Тиемахте тихо шепнул: — Проследите, чтобы все были мертвы — довершите волю богов.

— Сделаем, повелитель! — произнесли командиры в один голос, глядя на меня с трепетом, потому что догадались, что я знал о том, что произойдет в зиккурате, а такой информацией, по их мнению, не мог владеть простой смертный.

Я был уверен, что Эмеша успел уйти, что сидит сейчас в другом помещении зиккурата, ждет, когда утихнет шумиха, чтобы прийти за наградой. Каково же было мое удивление, когда его тело, обсыпанное коричневатой пылью, вынесли из развороченной взрывом комнаты и положили на площади рядом с трупами верховных жрецов и санги. Судя по тому, как резво текла кровь из раны на шее, Эмеша выжил после взрыва. Его добили, когда откопали из-под обломков кирпичей. Что ж, такова воля богов…

Я подозвал командира колесничих и отдал приказ:

— Утром пошли колесницу в Гуэдинну. Пусть привезет сюда жреца Гирнисхага. У меня для него новое место службы.

Верховным жрецом храма Нанше теперь станет моя жена Иннашагга. Это обычная практика, если энси авторитетнее жреческой верхушки. В Лагаше теперь таковой нет, так что посягать на мой авторитет некому. Для гадюшника, каковым во всех странах и во все времена являются культовые учреждения, у моей жены пока что маловато ума, опыта и коварства, поэтому нужен был кто-то, кто не связан с местными элитами, кто обязан своим назначением только мне, а потому будет помогать проводить в массы нужную мне политику. Такой прожженный тип, как Гирнисхага, должен справиться с этой обязанностью, став верховным жрецом второго по значению городского храма богу Нинурте.