Шумерский лугаль

41

Взрыв в зиккурате словно выжег всяческое инакомыслие в Лагаше. К разливу Тигра, который начался, как обычно, в конце марта, на две недели раньше Евфрата, лагашцы уже забыли, что всего несколько месяцев назад судьбу города вершили жрецы, и им принадлежала львиная доля сельскохозяйственных земель. Моих подданных больше интересовало, не прорвет ли река дамбы, не зальет ли поля, на которых уже поспевал первый урожай зерновых? Зимой и в начале марта я сам проверил состояние гидротехнических сооружений общего пользования, приказал подремонтировать кое-что. Если не считать несколько мелких инцидентов с частными водохранилищами, которые вода переполнила и потекла на поля, опасный период проскочили удачно. Поняв это, я занялся планировкой новой крепостной стены. Она должна будет защитить нынешние пригороды и увеличить площадь и население города на половину, если не больше. Рабочие, освободившиеся после ремонта дамб, принялись рыть ямы под фундамент. Подземные воды здесь высоки, в некоторых местах начинали просачиваться на глубине два метра, принося с собой соль, которая разъедает даже обожженные кирпичи, поэтому на фундамент использовали камни, привозимые с гор, в основном гранит и базальт. Из них я решил сделать и нижние три метра стен, чтобы трудней было разбить тараном и размыть водой, потому что крепостные стены служат еще и для защиты города во время разлива Тигра. Как мне рассказали, бывали годы, когда уровень реки был так высок, что не спасали дамбы, каналы и водохранилища, и на данну и даже дальше вокруг Лагаша все было залито водой, жители пережидали паводок вместе со скотом на крышах домов и по улицам передвигались на лодках.

В мае Иннашагга обрадовала меня тем, что у нее случились первые месячные, и теперь она может быть моей женой. Не сказал бы, что очень обрадовался, но и причин для горести не было, потому что Итхи расхаживала с большим животом, собираясь увеличить население Шумера в ближайшие месяцы. Жена пришла ко мне в спальню в белой льняной рубахе с зауженной талией и украшенной красной вышивкой по вороту, коротким рукавам и подолу. Узоры почти не отличались от тех, что будут в моде в Путивльском княжестве в тринадцатом веке. Каштановые волосы заплетены в десяток косичек, а раньше ходила с распущенными.

— В следующий раз приходи ко мне с распущенными волосами, — сказал я.

— Хорошо, мой господин! — быстро согласилась она. — Я сейчас расплету их.

— Не надо, — остановил я. — Ты и с косичками красивая, просто с расплетенными нам будет удобнее.

На самом деле в постели мне больше нравятся распущенные женщины.

Я помог ей снять рубаху. Груди немного подросли и попку поднаела, но еще есть, куда стремиться. Чтобы ей было, что рассказывать подружкам, поднял Инну на руки, отнес на ложе, застеленное белой льняной простыней поверх перины. Простыни ввел я. Шумеры считают их придурью. Девушка была легкой, почти невесомой. Лежала с закрытыми глазами и улыбалась чему-то своему, пока я не начал ласкать, неторопливо и нежно. Отношение у меня к ней было, скорее, отцовское, поэтому завелся не сразу и не столько от вида ее голого тела с темной пенкой волос на лобке, сколько от ее яркой эмоциональной реакции на мои ласки. Вскрикивала и стонала моя жена так заразительно, что даже я загорелся по-юношески ярко. Влагалище было очень узкое, поэтому, несмотря на обильную смазку, сперва Инне было, наверное, больно, судя по тому, что затихла. Затем опять начал постанывать, увеличивая с каждым разом громкость и расширяя диапазон положительных эмоций. Кончая, сдавила меня руками так, будто я летел высоко над землей, а она боялась оторваться, упасть и разбиться, или падала сама и хотела, чтобы и я разбился вместе с ней.

Иннашагга долго лежала рядом со мной без движения, как догадываюсь, классифицируя и раскладывая по полочкам новые эмоции, после чего заявила уверенно:

— Я рожу тебе сына!

— А если бы не понравилось, родила бы дочь? — пошутил я.

— Все равно родила бы сына, но это было бы по-другому, — серьезно ответила она.

Что значит родить одно и то же по-другому — это знают только женщины. Мужчинам с их примитивными логичными мозгами не понять извилистый, эмоциональный путь женской мысли, который всегда одинаков, но каждый раз приводит в другое место.

42

В начале июля, когда на равнине созревал второй урожай, а в горах начинали собирать первый, ко мне прискакал гонец от Месаннепадды с посланием на глиняной табличке. На ней было написано, что правитель всего Калама предлагает мне, своему подданному, присоединиться к походу на гнусных жителей города Мари, в прошлом году осаждавших Ур и Урук. Так понимаю, тесть вошел во вкус своей новой роли, возомнил себя великим полководцем или, что скорее, жена в очередной раз допилила до такого состояния, когда готов умотать, куда угодно, лишь бы подальше от нее. В походе, кроме армий этих двух городов, примут участие отряды из Киша и множество добровольцев. Зная, что в дипломатии главное правило — правило взаимности, я вспомнил прошлогодний отказ Месаннепадды помочь мне и продиктовал писцу ответ, в котором сообщил, что занят строительством пусть не очень важного здания для храма, а всего лишь новой крепостной стены, и не могу оставить город без защиты.

У меня на самом деле начались трения с эламитами, которые потребовали более высокую плату за привозимый камень. Мол, запасы небольших закончились. Приходится раскалывать неподъемные, а это тяжелый труд. Я первый раз купился и пошел им навстречу. Через пару недель эламиты еще раз захотели повысить цену. Я догадался, что меня пытаются развести, и послал им гонца, передавшего на словах, поскольку читать не умел никто из эламитов, проживавших на границе с нами, что повышений не будет, а если продолжат качать права, приду и возьму всё бесплатно. То ли мои слова их обидели, то ли решили проверить на слабо, но поставки гранита и базальта резко пошли на убыль. Привозили только из одного племени, из которого была большая часть моих лучников.

Я позвал Тиемахту и спросил напрямую:

— Ты и твои лучники поддержат меня, если пойду войной на эламитов?

— А на какое из племен ты хочешь пойти войной? — ответил он вопросом на вопрос, из-за чего у меня появилось подозрение, что первыми одесситами были эламиты.

— На те племена, которые не хотят возить нам гранит по разумной цене и мешают это делать другим, — ответил я, потому что был уверен, что мутят воду одно или два племени, а остальных припугнули или наобещали им золотые горы.