Шумерский лугаль

— Приезжали жрецы из Уммы, рассказали, что у энси Энкале есть дочь на выданье, очень красивая девушка, — рассказала Итхи.

Дочери энси по определению красавицы. Оставалось убедить в этом жениха.

Я позвал Меркара и сказал ему:

— Пора тебе жениться. Есть кто-нибудь на примете?

— Нет, — без колебаний признался он.

— Тогда съезди в Умму, поговори с энси Энкале. Якобы до меня дошли слухи, что горожане начали мутить, пытаться освободиться от моей власти, — предложил я, не сомневаясь, что смутьяны обязательно найдутся. — Заодно посмотри его дочь. Если понравится, станет твоей женой.

— Если надо, я и без смотрин женюсь на ней, — заявил Меркар.

Видимо, мать проинструктировала его. Итхи, все еще рабыне, хотелось понадежнее закрепить социальный статус сыновей.

— Острой необходимости нет. Дочек энси много, и их отцы с радостью породнятся со мной. Не понравится эта, поедешь в гости к Энтене, а по пути посетишь города на реке Дияле, посмотришь тамошних девиц, — сообщил я.

Через неделю Меркар отправился в Умму, где застрял надолго. Шагшаг, дочь энси Энкале, и правда оказалась красавицей. По крайней мере, так считал мой старший сын. Между городами сразу забегали гонцы с табличками, на которых обговаривались калым за невесту и ее приданое. Обе стороны были не против брака, но надо ведь соблюсти обычай. У шумеров принято считать, что короткие переговоры — короткий брак. Есть множество обратных примеров, включая мою женитьбу, но это якобы те самые исключения, которые подтверждают правило. Через три недели в Умме состоялась свадьба, после чего молодые поехали в Гирсу. За невестой дали поле возле него, что я счел знаком судьбы и назначил старшего сына правителем этого города.

81

В конце зимы умер верховный жрец Гирнисхага. Долго крепился, надеясь дотянуть до начала навигации и отправиться в Дильмун, но силенок не хватило. Он хорошо послужил мне, приучив лагашских жрецов почитать власть энси, поэтому я приказал устроить Гирнисхаге царские похороны. Для этого на кладбище вырыли яму длиной метров девять и шириной два с половиной. С одной стороны в яму вел пологий спуск, а у противоположной соорудили арочный склеп из обожженного кирпича, в который и положили труп Гирнисхаги, завернутый в голубую льняную материю. Рядом с ним заняли места два его пожилых раба и два музыканта, арфист и лирист, решивших вместе с хозяином отправиться в царство мертвых и там продолжить служить ему. У их ног поставили бронзовую чашу с отравленным напитком, который надо будет выпить, когда склеп замуруют. Музыканты сразу начали играть на своих инструментах. Каменщики быстро заложили кирпичами вход в склеп. Затем в яму завели жертвенного быка и шесть баранов. Животных зарезали, вымазав их кровью склеп, из которого все еще была слышна печальная музыка. Трупы положили на дне ямы, которую сразу же засыпали могильщики деревянными лопатами под напевные причитания жрецов, желавших бывшему своему руководителю благополучно добраться до места назначения и там продолжить службу богам. Надмогильный холм получился высокий, но все равно мне казалось, что слышу игру арфиста и лириста.

С началом весны Итхи затеяла маневры, о которых мне не надо было знать до поры до времени. Я делал вид, что абсолютно не догадываюсь о ее переговорах с Нинбанд. Итхи хотела выдать своего младшего сына Мебарагеша за Магину, старшую дочь Мескиагнунны. Мне сообщили об этом сразу несколько осведомителей из окружения энси Ура, которых я завел после возвращения его из плена. Мало ли, вдруг решит отблагодарить за спасение?! С Мескиагнунной я и так в родстве, так что этот брак никак не мог повлиять на политический пасьянс. Кровосмешения тоже не будет, поэтому вмешиваться не стал и, вопреки ожиданиям Итхи, не удивился, когда из Ура прибыли послы с предложением породниться еще раз. Мебарагеш видел невесту, когда приезжала с бабушкой просить выручить ее отца, даже поколотил ее разок, что в шутку сочли ярким проявлением взаимной любви. В шутке оказалась доля правды. Жених сразу дал согласие. Подозреваю, что не столько из любви к Магине, сколько из желания побыстрее освободиться от родительской опеки и, подобно брату, зажить самостоятельно, управляя городом Уруа, третьим по значению в моем государстве. Акургаль, о чем на всякий случай я давно уже оповестил своих подданных, будет после моего «убытия» энси Лагаша, а Мескиаггашер, как более воинственный, займет второй пост в государстве — станет лугалем, а до того, как младший сын от Иннашагги повзрослеет, армией будет командовать Меркар.

Чтобы закрыть тему женитьб, я отправил гонца в Шушан к его правителю Кутику с предложением прислать двух незамужних дочерей для участия в праздновании окончания разлива Тигра, а его два сына, которые «проходят обучение» в Лагаше, смогут съездить домой, повидаться с родителями. Я подумал, что более плотный союз с этим государством не помешает нам. Сильных врагов у эламитов-горожан нет, защищать их если и придется, то от общего врага — эламитов-горцев, а в борьбе с другими шумерскими городами, гутиями и семитами они будут надежными союзниками. Девочкам было двенадцать и восемь лет. Старшая Шильхаха, не по-девичьи решительная и властная, как я и предположил, сразу понравилась спокойному и рассудительному Акургалю. Не знаю, понравился ли ей мой сын, но, видимо, получила от отца четкие указания засунуть свои симпатии и антипатии куда поглубже, поэтому с удовольствием принимала его знаки внимания. На младшую дочь Кикку у меня сперва не было планов, приглашалась на роль заложницы за второго брата, но, понаблюдав, с каким наслаждением колотит избалованную принцессу Мескиаггашер, решил, что не стоит лишать мальчика такого удовольствия. К Кутику был отправлен гонец с предложением выдать Шильхаху за Акургаля, а Кикку за Мескиаггашера с отсрочкой брачных отношений до наступления девочками половозрелости.

Я бы сильно удивился, если бы энси Шушана отказался от такого фантастического предложения. Кутик поторговался по поводу калыма и приданого, но упирался не сильно. И то, и другое находилось в рамках выплачиваемой им ежегодной дани, кроме окончания «учебы» его сыновей, которые переставали быть заложниками, возвращались в родительский дом. Единственное, на чем он стоял твердо, чтобы отныне мы считались союзниками, а дань называлась ежегодной выплатой приданого за дочерями. Мол, это повысит его статус среди правителей других эламитских городов. То есть, у хитрого эламита появилось бы много поводов отказаться от выплат в первый же удобный момент. Я не сомневался, что при мне отказаться побоится, а после моего «ухода» сыновья не смогут удержать Шушан в покорности, выплата дани в любом случае прекратится, поэтому согласился с этими пунктами.

82

За семейными хлопотами некогда было смотаться в море летом, поэтому решил отправиться в путь зимой. Местные купцы перед зимним солнцестоянием ставят суда на прикол месяца на два-два с половиной, чтобы не нарваться на шторм, которые здесь случаются изредка и поэтому сильно пугают моряков. Поводом отправиться в рейс послужил рулон шелковой ткани алого цвета, привезенный купцом Арадму в Лагаш из Дильмуна. Как и откуда шелк попал на остров, никто не знал. За него запрашивали очень высокую цену, поэтому долго не могли продать. Арадму взял его, так сказать, на реализацию мне. Если бы я отказался, другого покупателя на такой ценный и, что важнее, незнакомый товар вряд ли бы нашел. Я, конечно же, купил весь рулон, который был метров пять длиной и около двух шириной, сразу поручив рабам, чтобы сшили мне из него несколько рубах и трусов-шорт, а купцу приказал узнать, откуда привезен материал. Неужели из Китая или как сейчас называется территория, на которой будет эта страна? Переться в такую даль и оставлять надолго без присмотра свое государство было бы безответственно. Оставалась надежда, что это место где-то ближе, на полуострове Индокитай. Рабы приказ выполнили быстро и хорошо, а вот Арадму — нет. Его расспросы ни к чему не привели, несмотря на обещание солидного вознаграждения. Всё, что он смог узнать — привезли морем откуда-то с востока, но не из Мелуххи. Поэтому в конце ноября я снарядил одно судно, нагрузив в него немного товаров, в основном керамику расписную, и с экипажем в семьдесят человек отправился на поиски страны Шелколандии, как я ее назвал для себя.

Первым делом заглянул в Мелухху. Там наступил относительно сухой и не жаркий сезон. Жители города пребывали в расслабленном состоянии, потому что урожаи собрали хорошие, и никакие опасности им не угрожали. Курухи и каннадига вели себя тише воды, ниже травы. Ни купцы, ни жрецы видели раньше шелковые ткани, но считали их слишком дорогими и хуже льняных. Привозили шелк чужеземные купцы по суше откуда-то с востока. Последний раз были в Мелуххе несколько лет назад и больше не появлялись, потому что их товары не пользовались спросом.

Правильнее было бы проследить путь купцов по суше, пройти их маршрутом, но у меня не было желания шляться по джунглям даже в сухой и относительно прохладный сезон. Я решил обогнуть полуостров Индостан, выйти к Индокитаю и поспрашивать там. И пошли мы на юг вдоль берега. Места здесь были дикие. Изредка видели небольшие лодки, скорее всего, рыбачьи, которые сразу устремлялись к берегу, где была деревня или небольшой городок, обнесенный невысокой каменной стеной. Вряд ли они знали что-либо о шелке, а торговать с ними не было необходимости, поэтому продолжали путь без остановок.

Когда я был возле Шри-Ланки, которую по школьной привычке называл Цейлоном, в двадцать первом веке, остров соединял с полуостровом Индостан так называемый Адамов Мост или Мост Рамы — цепь островков и отмелей, проходимый лишь в одном месте возле материка во время прилива для судов с маленькой осадкой. Остальным приходилось огибать Цейлон, наматывая дополнительные двести с лишним миль. Сейчас прохода не было вовсе. Лишь во время высокого прилива перешеек, соединяющий остров с материком, в нескольких местах покрывался водой на полметра или чуть больше. Как нет пока и порта Коломбо — неофициальной столицы Шри-Ланки, даже зачуханной деревушки не заметили на том месте, где он будет построен.