7. <ПЕРЕВОД ХРОНИКИ ФЕОФАНА У АНАСТАСИЯ БИБЛИОТЕКАРЯ>
Хронику Феофана мы имеем в древнем (ок. 874 г.) [374] латинском переводе Анастасия Библиотекаря: до времени Юстиниана — в извлечениях, а после него — лишь с небольшими пропусками. [375] После исследований де Боора [376] теперь признается всеми огромное критическое значение этого перевода для текста Феофана, [377] и он едва ли не так важен, как и оригинал. [378] Однако нового, по сравнению с Феофаном, Анастасий Библиотекарь ничего не внес (кроме варианта в числе епископов на Латеранском соборе: 110 вместо 150 Феофана). [379] Поэтому его нельзя рассматривать как особого свидетеля, как делали это ученые историки в старину.
8. <BREVIARIUM ПАТРИАРХА НИКИФОРА>
Современник Феофана, патриарх Константинопольский Никифор (806–815, † 829), [380] написал, по-видимому, в добавление к Феофану [381] Ἱστορία σύντομος, Breviarium. Патриарх Никифор — свидетель беспристрастный [382]и историк добросовестный; хронологическая ценность его показаний (по индиктам, и притом не цифрами, а словами) стоит вне всяких сомнений. [383] К сожалению, у него мы находим упоминание только о том, что преп. Максим и Феодосий были в Африке защитниками православия; [384] впрочем, у него можно видеть прямое указание на то, что диспут преп. Максима с Пирром был в Карфагене. [385]
9. <ПОСЛЕДУЮЩИЕ ВИЗАНТИЙСКИЕ ХРОНИСТЫ>
Дальнейшие византийские хронисты стояли в зависимости от Феофана и не дают нам новых сведений о преп. Максиме.
У Георгия Амартола, хрониста половины IX в., [386] находим общее упоминание о том, что Ираклий был вовлечен Сергием и Афанасием в ересь [387] и что папа Мартин сослан был в Херсонес, а у преп. Максима и двух учеников отсекли правые руки и языки [388] (без всяких дат). У Георгия Кедрина, хрониста начала XII в., [389] находим повторение Феофана. [390] Равным образом, и у Иоанна Зонары (половина XII в.) [391] замечаем пользование Феофаном. Впрочем, наряду с этим у него выступают и другие источники: так, у него находим сообщение, будто диспут преп. Максима с Пирром имел место в Риме, [392] — сообщение, по-видимому, заимствованное у Фотия. [393] Общее замечание о «жестоком наказании» преп. Максима и его учеников и о ссылке папы Мартина [394] за анафематствование на Латеранском соборе ереси монофелитской вполне объяснимо из
Константин Манасси (XII в.) в своих политических стихах не выходит из пределов исторических данных Феофана. [395] Такие же общие замечания о судьбе свв. Мартина и Максима находим у Михаила Глики (XII в.) [396] и Иоиля (начало XIII в.). [397] Synopsis Савы, [398] доведенный до падения Латинской империи [399], повторяет Феофана, [400] но вместе с этим, несомненно, пользуется и Vita S. Maximi, ибо упоминает, что многие слова преп. Максима (может быть, Acta?) записаны учеником его Анастасией и «переданы нам». [401] У хрониста-поэта Ефрема (начало XIII в.) [402] находим общее упоминание о ссылке свв. Мартина и Максима, [403] заимствованное у Зонары.
Таким образом, у византийских хронографов мы не находим пользования какими-либо неизвестными нам источниками, кроме, главным образом, Феофана. Отсюда — значение их ничтожно: они лишь показывают, что греческие историки не располагали другими сведениями, кроме тех, которые были сообщены Феофаном, а может быть, даже и не хотели их приобрести, ибо все хронографы не только не распространяют, а, наоборот, (более или менее) сокращают Феофана.
10. <ПОСЛЕДУЮЩИЕ ЛАТИНСКИЕ ХРОНИСТЫ>
К тем же выводам приводит нас и рассмотрение латинской хронографии.
Из латинских историков до Феофана известен Павел Диакон (род. 720 г., знавший греческий язык), написавший около 744 г. [404] «Историю лангобардов» (De gestis langobardorum), но он сообщает сведения только о политических событиях в Византии за исследуемое нами время [405] и ничего не говорит о преп. Максиме.
Что касается латинских хроник, то они или повторяют Феофана (или, вернее, его латинского переводчика — Анастасия), как Historia miscella; [406] или же, повествуя о папе Мартине (по Lib. Pontificalis), совсем молчат о преп. Максиме, как, например, хроника Регинона, [407] Гериманна Авгиенского, [408] Бернольда, [409] Мариана Скотта. [410]
Таким образом, из хроннстов-историков, писавших на классических языках, для нас имеют значение только Феофан (resp. Анастасий) и Никифор, которые составляют основу позднейшей византийской и латинской хронографии.
Однако преп. Максим был настолько значительной личностью, что его не могли обойти молчанием и восточные хронисты, и, прежде всего, сирийские.
11. <ВОСТОЧНЫЕ ХРОНИКИ>
К сожалению, мы не располагаем всеми известными в науке историческими сочинениями сирийцев: многие из них или еще не изданы, или отсутствуют в нашей библиотеке. [411]
Довольно обстоятельные сведения о преп. Максиме находим у Михаила Сирийца († 1199 г.). Для нашей эпохи он пользовался трудами (псевдо-) Дионисия Тель-Махрского, а также и другими сирийскими, греческими, арабскими и армянскими источниками. [412] Для истории вообще труд Михаила Сирийца, конечно, составляет целое «сокровище», [413] но для истории преп. Максима сообщениями его нужно пользоваться весьма осторожно. Прежде всего, нужно всегда помнить, какой широкий размах может принимать восточная фантазия: в хрониках Востока часто события, разделенные иногда даже веками, сливаются в одно, и, наоборот, разделяются события одной эпохи, смешиваются лица и т. п. [414] Во-вторых, надо всегда иметь ввиду, что авторы-сирийцы топографически отдалены от описываемых ими событий; они смотрят на них со стороны, во многом опираются на малодостоверные слухи и притом всегда понимают их в своей концепции, редко удерживаясь от привычки приукрашивать события цветами своей фантазии. [415] В-третьих, почти все восточные писатели носят яркую печать тенденциозности, поэтому их суждения об исторических фактах и их освещение событий требуют серьезной критики. На беспристрастии их суждений неблагоприятно отзывалась национальная ненависть к Византии и религиозная рознь. Известно, например, как теперь сирийцы-арабы ненавидят греков; та же ненависть существовала и в изучаемую нами эпоху. [416] Далее: большинство среди восточных писателей составляют монофизиты; понятно, что они пишут о греках-«халкидонитах» тенденциозно, сгущают краски, толкуют об их интригах, подкупах, преследованиях, [417] а себя, конечно, величают православными. [418] Понятно также и то, что они вообще недружелюбно относятся к грекам, в частности же — и к преп. Максиму, которого они прямо считают виновником новой «небывалой» ереси и последователем язычника Платона. [419]
Поэтому сообщения восточных историков требуют особенно осмотрительного отношения.
У Михаила Сирийца целая глава посвящена истории преп. Максима и его «ереси». [420] Источником для него служили: 1) «Опровержение ереси Максимина», [421] написанное Симеоном, настоятелем монастыря Кенешре, [422] 2) анонимная хроника, составленная в начале IX в., [423] и 3) сочинения, бывшие под руками у Феофана. Симеон Кинешрейский задался целью написать опровержение учения «халкидонитов», как оно выразилось в новой ереси «максимиан». Так как обычным приемом полемики в то время было сравнение с древними еретиками и указание на то, что данное учение ведет к какой-либо ереси, [424] то Симеон, опровергая учение «максимиан», старался доказать, что это учение ведет свое начало от ереси Феодора Мопсуэстийского. [425] По его мнению, посредствующим звеном между преп. Максимом и Феодором были оригенисты VI в. — палестинские монахи (близ Иерусалима). [426] Однако Симеон в пределах истории не удержался, и, увлеченный полемикой против «максимиан», смешал их с оригенистами. Отсюда у него получилась довольно своеобразная картина истории «максимиан». По его мнению, они учили об апокатастасисе, утверждали, что Христос не выше нас, ибо и мы со временем будем богами, [427] имели манихейские представления о духе и плоти и потому учили о двух (противоположных) волях во Христе. [428] Лжеучение это было разоблачено Сергием, который и донес об этом императору Юстиниану. Тогда патриарх преп. Мина (!) созвал Пятый Вселенский собор, осудивший Феодора Мопсуэстийского и агноэтов (!), которые исповедуют две воли и два действования. [429] К этим сведениям анонимный источник Михаила Сирийца добавляет, что преп. Максим был родом из деревни Гасфин в Тивериадской области, что появился он во времена Константа [430] и первый начал учить о двух волях. [431]
ebooksa