Книга 6-я направлена против коренного заблуждения несториан, что Христос есть человек-Богоносец, а не Бог-плотоносец. Автор настаивает на признании общецерковной и основной истины, что Слово воистину стало плотью, а не только обитало во плоти, как в Своем храме, что Воплощение было не только внешним актом, а действительным и истинным соединением Бога и человека в едином Лице, именуемом Христом. [312]
Наконец, в 7-й книге пригвождаются к позорному столбу, по собственному выражению автора, те, кто осуждает принимающих выражение: „Один из Троицы пострадал плотью“. [313] По Леонтию, этот тезис нисколько не еретичен, если он православно истолковывается, а именно если под словами: „Один из Троицы“ разумеют Иисуса Христа, Сына Божия, вторую ипостась Святой Троицы, во плоти ставшую вместе и Сыном Пресвятой Девы Марии. При таком признании страдания Христа, страдания истинные и реальные, не только не стоят в противоречии с Его Божеством, но и открывают единственный путь к правильному пониманию Божественного домостроительства нашего спасения, ибо только Богочеловеческие страдания могли принести людям спасение от вечных страданий и смерти.
В общем, из всего этого трактата вырисовывается яркая и детальная картина несторианского учения в его противоположности ортодоксальной церковной догме. Автор вводит нас во все закоулки и изгибы хитрой несторианской мысли в ее стремлении к своей реабилитации. В авторе на каждом шагу виден бывший несторианин, на своем горьком опыте узнавший все их полемические приемы и аргументы и теперь высыпающий на их собственные головы те угли, которыми они думали сжечь души православных христиан. Собственно, вот это широкое знакомство автора с несторианством, с ей» научно-богословской тактикой и этикой вместе с обширной авторской эрудицией, острой диалектикой и всесторонним знанием библейской и святоотеческой литературы — все это, собственно, и служит самым ясным показателем принадлежности данного трактат против несториан Леонтию Византийскому, ибо он по преимуществу был таким богословом в первой половине VI века.
Для большей убедительности в авторской принадлежности Леонтию Византийскому этого трактата напомним о том, что еще в сочинении Contra Nestorianos et Eutychianos Леонтий обещал написать обстоятельное сочинение против несторианского учения и ею главных представителей, особенно против Феодора Мопсуестийского. [314] Справедливо видеть в трактате против несториан осуществление этого намерения Леонтия. Кроме того, в самом содержании сочинения нельзя не усматривать некоторых признаков, красноречиво говорящих в пользу авторства Леонтия Византийского. Сюда нужно отнести сам способ ведения полемики с еретиками. Леонтий усвой и себе метод борьбы со врагами тем же оружием, каким они оперировали против православных, метод богословско-рационалистическим. Этим именно методом автор трактата и пользуется в своей полемике с несторианами, приводя к абсурду все их утверждения, какими они думали поставить в безвыходное положение православных. Не другой, но такой же полемический метод наблюдается и в подлинных сочинениях Леонтия, особенно в Contra Nestorianos et Eutychianos и в Adversus argumenta Severi. Далее, в разбираемом сочинении можно указать много мест, весьма сходных по идейной и формальной стороне с текстом подлинных сочинений Леонтия. [315] Решительным же свидетельством принадлежности разбираемого трактата Леонтию Византийскому, а не кому-либо другому, служит не только близость, но совершенная тождественность той терминологии, какой автор пользуется в своей полемике с несторианами. Эта терминология слишком своеобразна и характерна, чтобы сразу не узнать по ней нашего Леонтия, автора прежде рассмотренных нами сочинений.
Но, признавая в главном и существенном это сочинение подлинным произведением Леонтия Византийского, мы не считаем его свободным от интерполяций, сокращений и других текстуальных повреждений. Доказательством этого служит наличие некоторых особенностей, не свойственных подлинным сочинениям Леонтия Византийского. Так, уже в самом названии этого сочинения Леонтий называется «мудрейшим монахом Иерусалимским», тогда как все подлинные сочинения надписываются именем монаха Леонтия или блаженного Леонтия. Всматриваясь пристальнее в текст сочинения, мы находим еще более сильные доказательства его интерполированности. Так, среди блестящей речи, отточенных фраз мы встречаем здесь иногда грубые выражения, [316] которые совсем не подходят к стилю Леонтия. Наряду с художественно выполненными в литературном отношении страницами, [317] в этом же сочинении местами у автора наблюдается неясность в выражениях, запутанность в развитии мыслей, вообще необработанность речи. Наличное состояние текста, в котором мы находим его у Миня, с первого же взгляда убеждает нас в его нечистоте и поврежденности. Так, мы видим здесь неоднократные перерывы текста, [318] свидетельствующие о неисправном состоянии оригиналов, с которых производилось печатное издание. В свою очередь, неисправность дошедших оригиналов говорит слишком ясно о тяжелой судьбе, испытанной ими от рук переписчиков и читателей на протяжении многих веков существования, а именно о пропусках, вставках и изменениях, не без ущерба, конечно, для смысла и содержания сочинения.
В отношении данного сочинения, к сожалению, приходится признать даже нечто больше простой интерполированности, а именно — переделку плана сочинения по сравнению с первоначальным расположением частей. Так, во введении к сочинению автор говорит, что оно должно состоять из 8 частей, и в последней 8-й части должно заключаться опровержение «тех, кто измышляют некоторые иные, несуществующие соединения» (Col. 1401А). Но в сохранившемся до нас тексте имеется только 7 частей, или книг этого сочинения. Вот почему в конце последнего мы встречаем такую заметку переписчика: «Думаю, что недостает обличения 8-го их нечестия и его рассмотрения. Книга сия переписана Корнелием Мурмурейским в 1552 году». [319] Догадка Корнелия, конечно, могла быть и ошибочной, его авторитет в данном случае для нас не обязателен. Но вот мы встречаем подтверждение его догадки в свидетельстве лица, безусловно, компетентного. В Vita Leontii Генриха Канизия [320] читаем следующее:
«В Bibliotheca Bavarica № 117 существует знаменитый том того же Леонтия против евтихиан, или севириан и несториан, разделенный на 8 книг, первая из которых имеет надпись: 63 ἀπορίαι „трудных вопроса“, или предложенные исследования о тех, которые признают одну природу во Христе, и опровержение этого догмата, и свидетельства Свв. Отцов. Вторая — против тех, которые признают две ипостаси во Христе... и т. д. (согласно плану, изложенному во Введении к существующему трактату Contra Nestorianos). Вот какое сокровище скрывается здесь в Баварской библиотеке. О, если бы нашелся ученый переводчик, который бы его извлек!»
Из этого свидетельства Канизия ясно видно, что первоначальный состав сочинения Contra Nestorianos действительно был из 8 книг, и этой 8-й книгой была ныне существующая у Миня книга с особым титулом Contra Monophysitas, в которой находятся 63 ἀπορίαι «трудные вопросы» и к которой приложены свидетельства Свв. Отцов. В таком только полном составе это сочинение и может действительно соответствовать вышеуказанному нами намерению автора (в Col. 1385А). Вместо такого цельного сочинения мы теперь имеем две отдельные с особыми заглавиями части, что явно говорит о самовольном нарушении первоначального плана, а вместе с этим, вероятно, и сокращении объема сочинения позднейшими его редакторами.
Едва ли можно также сомневаться, что те, кто не остановился перед коренной ломкой плана сочинения, не стеснялись переделками и в деталях. Мы видели уже отчасти печальные следы таких переделок в тексте сочинения. К этому добавим еще бросающееся в глаза место в 4-й книге, 37-й главе, [321] где автор заканчивает свою речь о Пресвятой Деве Марии торжественным: Ἀμήν. Каждая из 3-х книг сочинения: Contra Nestorianos et Eutychianos также имеет такой конец. [322] Но в настоящем сочинении вслед за конечным «Аминь» мы находим продолжение той же самой книги на протяжении целых 12 глав, в которых автор опровергает возражения несториан против учения свт. Кирилла Александрийского о Лице Иисуса Христа и Ею Пречистой Матери. Возможно, это материал самого Леонтия, и, судя по языку и мыслям, даже положительно можно сказать, что это его материал. Но Леонтий в своих сочинениях всегда держится строгого порядка в изложении своих мыслей, работает по определенному плану и вообще не терпит беспорядочности и разбросанности. Таким образом, приведенное место мы волей-неволей должны считать в известной степени переработкой, а следовательно, и все сочинение включить уже в разряд неподлинных, интерполированных.
Относительно времени написания Леонтием трактата Contra Nestorianos нужно сказать, что он должен был появиться не позже конца первой половины VI столетия, того именно времени, когда сильно разгорелся в Восточной Церкви спор относительно вождей несторианства и подготовлялось соборное осуждение их и их сочинений благодаря известному эдикту императора Юстиниана о трех главах и возникшей из-за него горячей полемике между Востоком и Западом. Указанное сочинение Леонтия носит на себе все признаки злободневности. Автор нередко проговаривается о том, что во время написания им сочинения идет живой обмен мнений между православными и несторианами и что обе стороны усиленно стараются доказать свою правоту и склонить общественное мнение на свою сторону. Так, в 1-й же· книге Леонтий пишет: «Какая вам надобность сравнение души и тела приводить в качестве универсального подобия? Мы снова напомним вам то, что вы игнорируете, именно: все соединения не совсем подобны тому, с чем соединяются, так же и все энергии и прочие их последствия. А вы на все это не обращаете внимания». [323] Во 2-й книге читаем: «Что человек существует в Боге Слове, мы об этом более, чем вы, кричим, но вы, как видится, не понимаете того, в чем с нами расходитесь и проповедуете иное». [324] В Col. 1585А есть намек на происходивший в то время взаимный спор несториан с севирианами: «И если природа и ипостась во Христе соединены, то почему же вы отвергаете севириан (τοὺς σεβηρίτους)!» — спрашивает Леонтий. Все такие речи Леонтия получают свою уместность только в период совместной жизни несториан и севириан с христианами Греко-Восточной Церкви, когда они еще не выделились и не организовались в особые общины, не избрали себе отдельных мест жительства, что, как известно, случилось только во второй половине VI века.
2. Как уже было нами указано выше, сочинение Contra Monophysitas в древних рукописях составляло часть трактата Contra Nestorianos. Всматриваясь в содержание настоящей книги, мы сразу же убеждаемся в том, что эта книга написана совершенно по тому ж о методу, по какому и весь указанный трактат. Как там сначала становится возражение несториан, а потом дается опровержение его с православной точки зрения, так и здесь представляются один за другим ложные взгляды монофизитов, а затем делается хотя и краткий, но меткий и сильный разбор и опровержение их. Но здесь сразу же для нас встает такой вопрос: дает ли эта книга надлежащий ответ на тему, поставленную автором в общем плане, изложенном во введении к трактату Adversus Nestorianos? Эту тему он формулировал так «Против нечестия, состоящего в отрицании ипостасного единении (τὴν καθ’ ὑπόστασιν ἕνωσιν) и в признании некоторых других несуществующих единений» (Col. 1401А). В издании Миня данное сочинение надписывается: «Против признающих одну соединенную природу Господа нашего Иисуса Христа». [325] Таким образом, уже Минь, но видимому, в настоящем сочинении усмотрел нечто иное против намеченного планом содержания. Но это только по-видимому. По существу же дела и миневское заглавие, и все содержание сочинения сводится и направляется к одному — к выяснению невозможности никаких других единений природ во Христе, которые предлагаются монофизитами, кроме одного ипостасного единения, то есть к раскрытию заданной ранее темы. Автор приводит и исследует в своем сочинении многие виды соединений, которые выдумываются противниками и которые никак неприменимы ко Христу. [326] Все свои рассуждения автор заканчивает собранием свидетельств Свв. Отцов (μαρτυρίαι τῶν ἁγίων). Такое приложение стоит в прямом согласии с другими произведениями Леонтия [327] и всего лучше подтверждает принадлежность ему настоящего сочинения. В доказательство той же принадлежности можно сослаться и на отдельные места в Contra Monophysitas, хотя и не точно по словесному их выражению совпадающие, но по мыслям весьма близко напоминающие места из других трудов Леонтия. [328]
Но, будучи безусловной собственностью Леонтия, сочинение Contra Monophysitas, несомненно, интерполированное сочинение. На то указывают уже первые строки книги, которые начинаются с ἀλλὰ «однако» — союза соединительного: ἀλλὰ ταῖς αὐτῶν ἀπαντήσαντες Απορίαις, ὀλίγα τινά νῦν ἐκ πλειόνων καὶ ἡμεῖς αὐτοῖς ἀνταπορήσωμεν «однако, столкнувшись с их трудными вопросами, теперь и мы выпишем им некоторые встречные вопросы — немногие из многих». [329] Ясно, что здесь мы имеем дело с продолжением речи, начало котором утрачено. Затем, само расположение материала в книге не отличается упорядоченностью и дает повод подозревать вмешательство чужих рук в первоначальный состав и расположение его. Так, после свидетельств Свв. Отцов, начиная с Col. 1877В, в сочинении следует ряд возражений (монофизитских) против Халкидонского собора и опровержение их. А далее предлагаются на разрешение вопросы, касающиеся внутренней жизни монофизитской общины, то есть прямого отношения к трактуемому предмету не имеющие. При этом в данной здесь характеристике монофизитской общины есть очень прозрачные намеки на более позднее время, чем то, когда могло быть написано это произведение Леонтием. Так, здесь упоминается о франках (Col. 1805С), о лангобардах (1896С) и о нашествии сарацин на Палестину (1900А), то есть о таких исторических движениях и событиях, которые имели место позднее, нежели жил и писал наш автор. Наконец, в данном сочинении замечаются грубые ошибки, прямо невозможные при признании сочинения неповрежденным. Так, в Col. 1821C и 1829А одна и та же цитата оказывается то в письме свт. Кирилла к императору Феодосию, то в письме Кирилла к Иоанну Антиохийскому. Еще: в Col. 1805D и 1884АВ одна и та же формула свт. Кирилла оказывается происходящей то от свт. Афанасия, то от аполлинаристов. К этим явным признакам интерполированности и можно прибавить немаловажную справку об этом сочинении из истории его текста. Минь заимствовал этот текст из собрания А. Мая, [330] а Май взял его или у А. Галландия, [331] или у Манси, [332] Манси же свое издание сделал с рукописного кодекса Марциана (XII века). [333] Сопоставление рукописного текста данного сочинения с печатными его изданиями обнаруживает различное расположение материала в содержании и местами неодинаковое его изложение. Все это убеждает нас в необходимости признать данное сочинение в настоящем его виде значительно поврежденным по сравнению со своим подлинником.
Вопрос о времени написания данного сочинения решается на основании тех же самых данных, как и относительно Contra Nestorianos. Но можно привести несколько мест и из Contra Monophysitas для подтверждения той мысли, что во время написания этого сочинения в Восточной Церкви происходила оживленная борьба религиозных партий и они настойчиво стремились отстоять свои убеждении ввиду неотразимой их критики со стороны православных. Так, в Col. 1817А Леонтий говорит: «Если так рассуждать о единении Христа, то лучше вам оставить судить о том, Бог Он или человек. Если же таковым вы Его и не считаете, то укажите кого-нибудь между избранными Отцами, говорящего о таком соединении в природе, тогда мы с вами перестанем спорить». «Почему вы, забегая отовсюду, склоняете нас к своему убеждению?» — спрашивает также Леонтий и Col. 1804D. [334] Затем, относительно Севира Леонтий выражается так:
«У нас не было целью, Господь свидетель, порицать незнание единоприродного мужа (ἀνδρὸς ὁμοφυοῦς ἄγνοιαν ὀνειδίζειν) и опубликовать гнилые его речи, но так как он сам горячо противодействовал догмату [Халкидонскому] и был изгнан с Антиохийской кафедры... то необходимо было нам представить оценку этого мужа, чтобы неопытные не обманулись его учением». [335]
Такие выражения говорят по меньшей мере о хронологической близости писавшего эти строки к Севиру, который умер в 538 г. Потому как вообще весь Contra Nestorianos, так, в частности, и данное сочинение мы считаем написанными в конце первой половины VI века.
Содержанием сочинения Contra Monophysitas служит опровержение неправильных взглядов монофизитов, представлявших Воплощение Христа как σύγχυσις «слияние» в Нем человечества с Божеством в одну (Божественную) природу (εἰς μίαν φύσιν). Леонтий разъясняет, что слияние природ уничтожает смысл Воплощения и делает невозможным правильное понимание Богочеловеческого Лица Иисуса Христа. Две природы должны быть сохранены с их свойствами и объединены в одной Божественной ипостаси, присваивающей Себе свойства человеческой природы как Свои собственные. Такое учение не есть какое-либо новое учение, это учение Свв. Отцов Афанасия, Кирилла и других. Поэтому автор делает многочисленные выписки из их сочинений. Не довольствуясь этим, он для сравнения с православными авторами приводит и подлинные цитаты из сочинений монофизитов: Аполлинария, Тимофея (Элура) и Севира. Относительно первого из них Леонтий выяснил, что его сочинения монофизитами заведомо выдавались за сочинения Свв. Отцов Афанасия Александрийского и Юлия Римского, что доказывается сочинениями аполлинаристов Тимофея и Полемона, а также свидетельством Иоанна, еп. Скифопольского. Монофизиты в своем учении исходили из совершенно неправильного понимания Халкидонского вероопределения, которое они считали несторианствующим, как и сам собор — пристрастно действовавшим. Леонтий оправдывал как действия собора, так и его формулу, а севириан осуждал как за догматические заблуждения, так и за многие неблаговидные явления в практической жизни их общины.
3. Относительно последнего из интерполированных сочинений Леонтия — Схолий, или De sectis, нам уже немало приходилось говорить при выяснении личности Феодора, упоминаемого в титуле этого сочинения. Мы приняли такое положение, что Феодор — лицо, обработавшее и опубликовавшее имевшийся у него под руками подлинный материал Леонтия Византийского в особой книге под названием Σχόλια Λεοντίου «Схолии Леонтия». Записанный затем переписчиком со слов Феодора, этот материал и получил настоящий вид книги De sectis. Доказательством того, что в основе этого сочинения лежит Леонтиев подлинник, могут служить параллельные места с подлинными произведениями Леонтия. Так, например, в Col. 1197D и далее, где автор рассуждает о взаимоотношении ересей Савеллия и Ария, Нестория и Евтихия, можно наблюдать не только одинаковые мысли, но и их словесную формулировку, тождественную с Contra Nestorianos et Eutychianos (Col. 1276C и далее). В Col. 1240–1241 совершенно одинаково с внутренней и даже во многом с внешней стороны развиваются мысли о воипостасном человечестве Христа, как и в сочинении Contra Nestorianos et Eutychianos (Col. 1276–1277). В рассуждении относительно подложных писем, выдаваемых аполлинаристами за святоотеческие, усматривается множество сходных по мыслям и выражениям мест (например, Col. 1253–1256) с Contra Моnophysitas (Col. 1864–1865) и Adversus fraudes Apollinaristarum (Col. 1949A, 1968A). Вообще язык, терминология, аргументация не оставляют никакого сомнения в том, что De sectis принадлежит Леонтию Византийскому.
Но если нет сомнений в принадлежности сочинения De sectis Леонтию как его первоначальному и главному автору, то несомненна также и значительная интерполированность этого сочинения в его настоящем виде. Такими переделками и вставками оно обязано прежде всего, конечно, авве Феодору, благодаря которому сочинение и увидело свет. Затем, так как это сочинение с первого же времени нашло себе очень большой спрос среди читателей, то оно весьма часто переписывалось, а эти переписи сопровождались также неизбежными описками и ошибками, то есть способствовали искажению подлинного текста. Чтобы доказать, что наши утверждения в данном случае не являются голословными, укажем здесь на некоторые наши наблюдения над текстом De sectis.
Так, в actio 5 автор, излагая историю событий в Восточной Церкви после Халкидонского собора, говорит: «По смерти Анастасия императором становится Юстин I (Ἰουστίνος πρῶτος), а через полтора года (μετὰ ἕνα ἡμισὺ ἐνιαυτόν) на трон восходит Юстиниан. Когда же этот царствовал и был синодитом (τούτου βασιλεύσαντος καὶ τῶν συνοδιτῶν ὄντος), тогда Севир, испугавшись, убежал в Александрию вместе с епископом Юлианом Галикарнасским». [336] Относительно этих слов нужно сказать, что тот, кто их писал, безусловно, писал во время императора Юстина II или позже, ибо иначе он не имел основания к Ἰουστίνος прибавлять πρῶτος и не мог говорить о царствовании Юстиниана в форме прошедшего времени (βασυλεύσαντος), то есть автор должен был жить и писать во второй половине VI столетия. Таковым по нашей версии не мог быть Леонтий Византийский, не переживший Юстинианова века. Но в таком случае как же мог Леонтий ошибиться так грубо, как это допущено здесь? Юстин I царствовал около 10 лет, а не полтора года, бегство же Севира в Александрию падает на время царствования именно Юстина I, а не Юстиниана. Леонтию это должно было быть хорошо известным. Рюгамер, относя все эти несообразности на счет ошибок переписчиков, восстанавливает подлинный текст такой конъектурой: вместо ἕνα нужно читать ἐννέα, вместо τούτου — τοῦ. [337] Возможно, конечно, принять и эту догадку, но она имеет значение только для устранения первой несообразности (времени царствования Юстина I), вторая же (бегство Севира) остается в силе. Потому, не насилуя текста, так как мы не думаем настаивать вместе с Рюгамером на подлинности сочинения De sectis в его теперешнем виде, указанные хронологические неточности мы предпочитаем отнести на прямой счет аввы Феодора. При этом последний мог и ошибаться при исчислении годов царствования Юстина I, так как в действительности почти во все время его правления рядом с ним стоял в качестве соправителя и главного деятеля Юстиниан, племянник Юстина. [338]
Такое же, по существу, объяснение может быть дано и относительно дальнейших анахронизмов в этом сочинении. Так, в том же actio 5 перечисляется ряд Александрийских патриархов, причем автор останавливается на Евлогии, занимавшем кафедру с 579 по 607 г. Целью автора в данном случае представляется желание указать, что благодаря стараниям императора Юстиниана и в Александрии, этом старинном гнезде монофизитства, дело изменилось к лучшему: «Все они [епископы] после Павла были синодиты», то есть последователи Халкидонского собора. Авва Феодор (еп. Скифопольский) в качестве реставратора Леонтиева подлинника свободно мог добавить сведения о Евлогии; такому предположению благоприятствует и контекст: μετὰ Ζωιλον γίνεται (а не ῆν) Ἀπολλινάριος... μετὰ Ἰωάννην Εὐλόγιος «после Зоила становится [епископом] (а не „был“) Аполлинарий... после Иоанна — Евлогий». [339] Ничего неприемлемого нет и в том, что эту вставку сделал позднейший переписчик по своей симпатии к Евлогию или просто, чтобы округлить приведенную здесь ἡ τάξις τῶν ἐπισκόπων «последовательность епископов».
ebooksa