Но этого мало. Через Доктрину, содержащую в себе цитаты из сочинений Contra Nestorianos et Eutychianos, Adversus argumenta Severi и Capita Triginta, устанавливается также связь и этих последних сочинений со Схолиями Леонтия; связь, заставляющая предполагать, что данные сочинения также являются переработками основною первоисточника. Доктрина, цитируя места из указанных сочинений Леонтия, надписывает над цитатами ἐκ τῶν σχολίων Λεοντίου «из схолий Леонтия». В древнем манускрипте Palatini Graecae Bibliothecae Vaticanae (Stevenson H. Roma, 1885), относящемся к XI веку, есть на одном фрагменте такая надпись: ἐк τῶν σχολίων Λεοντίνων «из Леонтин». Это последнее название само собой наводит на мысль о существовании Леонтин как общего и цельного сочинения Леонтия, из которого делаются заимствования. Вышеуказанное нами выражение в 1-м фрагменте (Col. 2005В): ἔσται τοῖς ἀπὸ Νεστορίον «будет y последователей Нестория», дает основание считать этот фрагмент извлечением из цельного сочинения против несториан. Но, имея для себя более или менее ясные параллели в Contra Nestorianos et Eutychianos, этот фрагмент оканчивается таким текстом (Col. 2009CD), которому вообще нет прямого соответствия в сочинениях Леонтия, хотя, с другой стороны, нет ничего и противоречащего последним по содержанию и изложению. В конце этого фрагмента выясняются философские понятия: γένος, εἶδoς, διαφορά и пр., то есть то, чего весьма часто касается Леонтий Византийский в своих трудах. Этот факт, в свою очередь, заставляет думать, что первоначальное сочинение, откуда взят 1-й фрагмент, было обширным и обстоятельным произведением, включающим в себя все взятые вместе сочинения Леонтия и их настоящие фрагменты с присоединением трактата о философских предпосылках автора. [386] Нынешнее сочинение Леонтия De sectis в своем титуле сохранило и это общее наименование, прилагавшееся к первооригиналу сочинений Леонтия: Λεοντίου Βυζαντίου σχολαστικοῦ σχόλια «Схолии Леонтия, схоластика Византийского». Автор Доктрины, составлявший ее через 100 лет после Леонтия, пользовался, несомненно, подлинником в таком его первоначальном виде, что и служит причиной наблюдаемых нами ныне различий Доктрины с сочинениями Леонтия, которые представляют из себя раздробление и переработку подлинника.
Лоофс идет еще дальше. Он силится доказать и то, что сочинение De sectis в своем настоящем плане и содержании сохраняет еще ясные следы своего архетипа. Ядро этого последнего составляют actiones 6, 7, 8 и отчасти 10-й. Все мысли этих мест, только в более пространной форме, развиваются в остальных сочинениях Леонтия. Actio 9, по существу, является продолжением actio 8, и о нем можно бы не говорить, но Лоофс не задумывается подыскать специальную параллель и ему в 24-й главе Доктрины, а через нее, как наполненную патриотическими извлечениями, устанавливает связь со второй частью Contra Monophysitas, которая также содержит свидетельства Отцов. Таким образом, выдвигается предположение о том, что actio 9 De sectis переработано из 8-й части Contra Monophysitas, но не наоборот конечно, ибо последняя несравненно обстоятельнее и содержательнее первого.
На большое затруднение наталкивается Лоофс при рассуждении о первой половине De sectis. Что́ из себя представляют эти пять actiones по отношению к основным Схолиям? По изложению и содержанию они вообще мало подходят к Леонтиевым писаниям, как содержащие в себе более церковно-исторический материал, чуждый полемического и философского элемента, ярко отличающего труды Леонтия. Лоофс не задумывается считать всю эту первую половину De sectis собственностью аввы Феодора, присоединившего к ним и конспективном виде и основное учение Леонтия, с которым он хорошо познакомился по Схолиям. Только для первого actio Лоофс делает снисхождение и согласен считать его (хотя и не в полном виде) родственным Леонтию. К этому он вынуждается наличием близкою сходства его содержания с actio 7, затем — с Adversus argumenta Severi (Col. 1936C), Contra Nestorianos et Eutychianos (Col. I277D) и с трактатом Contra Nestorianos (Col. 1560AB).
To предположение, что все настоящие сочинения Леонтия — части одного цельного и основного, по мнению Лоофса, еще подтверждается и фактом неоднократного повторения во всех его сочинениях главных мыслей и притом почти в одних и тех же выражениях. Леонтий говорит, что он не любит παλιλλογεῖν «повторяться» и ἀνακυκλοῦν «возвращаться к старому», а потому всегда извиняется, если иногда бывает вынужден изменить своему правилу. [387] Таким образом, для указанного явления остается одно только естественное объяснение: все отдельные сочинения Леонтия — это ставшие позже самостоятельными части из одного общего первоисточника, каким были Схолии Леонтия.
Дальнейшие усилия Лоофса доказать свою гипотезу, то есть вывести и все остальные труды Леонтия из его Схолий как из их первоисточника и таким образом привести все числители к общему знаменателю, все более и более затрудняются. Обширное и разнообразное содержание этих остальных сочинений оказывается невозможным уместить в малый сосуд сочинения De sectis, то есть указать идейную и вербальную зависимость от него других сочинений. Так, уже относительно Contra Monophysitas и Adversus argumenta Severi Лоофс лишь с помощью всяких натяжек мог доказать зависимое отношение их от action 7 и при этом должен был сознаться, что в тесные рамки этого actio нельзя уложить весь материал этих сочинений. [388] Сочинения же Adversus fraudes Apollinaristarum и Capita Triginta почти совсем не могут быть выведены из сочинения De sectis, а отсюда — и из основных Схолий Леонтия. Все заключения Лоофса в этом направлении отличаются не только большой проблематичностью, но и прямо произвольностью, бездоказательностью. Вот почему и сам автор смелой гипотезы впоследствии должен был сузить свой широкий размах и ослабить то упорство, с которым первоначально отстаивал свои тезисы. В своей рецензии на книгу Рюгамера Лоофс уже смягченным тоном заявляет:
«Справедлива осторожность Рюгамера относительно принятой мной гипотезы для сочинения De sectis, как Σχόλια ἀπὸ φωνῆς Θεοδόρου. Я считаю, что это сочинение дошло до нас в позднейшей и притом глубокой переработке, и что сочинение Contra Nestorianos et Eutychianos в его настоящем виде не произошло от Леонтия, но первоначально являлось частями сочинения Леонтия, позднее переработанного в De sectis. А гипотезу о том, что Adversus argument a Severi и Capita Triginta суть части этого же сочинения, я пока оставляю». [389]
И чем дальше шло время, тем больше Лоофс спускался с высот своего ученого гонора на равнины единомыслия со своими коллегами. В 1902 г. Лоофс пишет: «В отношении этого вопроса [вопроса о Схолиях Леонтия], я думаю теперь иначе, нежели 15 лет назад. Быть может, его [основное сочинение Леонтия] составляли и отдельные Κεφάλαια κατὰ διαφόρων αἱρετικῶν „Главы против различных еретиков“ (такая надпись встречается в кодексах Лавдиановском и Афонском), в которых патриотические цитаты были приведены с про странными догматическими, полемическими и историческими Схолиями. Из этих Схолий и происходят цитаты с заглавиями ἐκ τῶν σχολίων Λεοντίου „из схолий Леонтия“. Из того же материала в переработке аввы Феодора получились и σχόλια ἀπὸ φωνῆς Θεοδώρου „схолии со слов Феодора“. [390] Таким образом, теперь мы должны уже считаться с этим последним реформированным мнением Лоофса, по которому основной и исходный труд Леонтия представлял собой не единое целое (Леонтины, или Схолии Леонтия), а просто разрозненные книги с догматико-полемическим и историческим содержанием, объединенные лишь внешним образом в одно превосходное издание, по указанному выражению патриарха Германа, носившее название Λεόντιа, то есть книги (βίβλια), или главы (κεφάλαια) Леонтия Византийского.
Относясь критически к гипотезе Лоофса, мы прежде всего должны сказать, что по существу своему эта гипотеза не представляет ничего нового и оригинального. Эту мысль о Σχόλια Λεοντίον „Схолиях Леонтия“ мы находим все в том же 86 томе Патрологии Миня, с которым нам приходится постоянно иметь дело. В конце сочинения Леонтия Adversus fraudes Apollinaristarum можно прочитать такую заметку: „Не без труда и усилий издал я в летнюю жару Римского неба греческий текст пяти трудов Леонтия, взятый из прекрасного кодекса. Если бы соединить эти труды с другими двумя еще большего значения и присовокупить части, разбросанные по разным местам, то появилось бы некоторое превосходное богословское издание, которое, по убеждению св. Германа, должно быть написано Λεόντιа „Леонтины“ и должно быть помещено в сокровищнице церковной с благоговением“. [391] Лоофс подхватил эту мысль и развил в том смысле, что такое сочинение в целом его виде вышло уже из-под пера самого Леонтия как плод его полемики с еретиками и вообще его научно-богословских занятий. Но одно дело — выставить и построить гипотезу, другое дело — доказать и обосновать ее. На это последнее дело у Лоофса, по нашему убеждению, оказалось весьма недостаточно научных сил и средств. Как мы говорили уже в критике монографии Лоофса вообще, [392] гипотеза Лоофса приводит его к логическому кругу. Те доказательства, на которые он ссылается для подтверждения своей гипотезы, в сущности, сами гипотетичны и требуют себе доказательства. Он часто считал доказательствами не объективные документальные данные, а свои же собственные домыслы, которые и возводил очень скоро на степень несомненных истин. Все его построения имеют только видимость серьезной науки: он анализирует тексты и на основании этого анализа делает свои обобщения и заключения, не думая о том, что сам же эти тексты признал не подлинными и переработанными. Гиперболизм его выводов по сравнению с настоящими научными ресурсами неизменно сопровождает каждый шаг развиваемой им гипотезы. Вот почему Лоофс и не нашел никого вполне солидарного с его гипотезой о сочинениях Леонтия, да и сам он в конце концов вынужден был постепенно отказаться от многих своих прежних утверждений.
Кроме того, мы не склонны придавать данной гипотезе в деле изучения Леонтия Византийского особенной важности и полагаем, что вопрос о фрагментах Леонтия, находящихся в издании Миня, а равно об извлечениях из его сочинений, находящихся в Доктрине, может быть до некоторой степени уяснен без всякого предположения одного цельного первоисточника сочинений. Надписание первого фрагмента, взятого из Contra Nestorianos et Eutychianos: ἐк τῶν Λεοντίου, говорит не о чем ином, кроме заимствования его из какого-нибудь сочинения вообще, а не из общего и цельного его труда. [393] Такое же объяснение может быть дано и надписанию фрагмента 1, параллель которому находится в Adversus argumenta Severi. Остальные же фрагменты, надписанные: ἐκ τῶν σχολίων Λεοντίου „из схолии Леонтия“, в действительности находятся в Σχόλια Λεοντίου „Схолии Леонтия“, стало быть, по праву должны быть надписаны так составителем Доктрины, имевшим перед собой настоящее сочинение De sectis, несомненно, только в его подлиннике, свободном от различных интерполяций, которым оно подверглось в последующее время.
Что касается прибавлений текста, иногда, как в 1-м фрагменте, очень значительных по сравнению с параллельными местами в сочинениях Леонтия, а также текстуальных различий, замечаемых особенно в извлечениях Доктрины, то все это — и прибавления, и изменения, — легко могло быть сделано в самих этих фрагментах и извлечениях, которые к своему бытию были вызваны другим автором, руководствовавшимся при этом своими особыми целями. Разве не мог этот автор присоединять к одному извлечению и другое, подходящее для него по содержанию? Разве не мог он вносить в него своих толкований согласно известным побуждениям? Извлечения и фрагменты во всяком случае заслуживают с нашей стороны меньшего доверия в смысле их подлинности, чем цельные сочинения писателя, и именно потому, что люди всегда более склонны ценить и беречь цельное, нежели отрывки. Мы убеждены, что в эти истекшие 1300 лет цельные сочинения Леонтия сохранились в более близком своим оригиналам виде, нежели их фрагментарные части, как то хочет доказать Лоофс своей хитроумной гипотезой.
Итак, мы признаем, что существующие сочинения Леонтия Византийского в том же виде отдельных произведений и вышли из рук своего автора, в каком мы их теперь имеем. И все авторы VI–VII веков (например, император Юстиниан, свт. Ефрем Антиохийским, преп. Анастасий Синаит, преп. Максим Исповедник) свои труды выпускали в подобном виде и составе: в особых посланиях, ответах и пр., словом, в отдельных книгах по каждому вопросу. Едва ли, конечно, ставил сам автор над каждым из сочинений те или другие надписания. Эти последние, скорее всего, были поставлены его современниками, читающей публикой, которая не могла не интересоваться сочинениями Леонтия, как отвечавшими насущным запросам времени и исходившими от авторитетного лица.
Относительно собственно сочинений De sectis и Capita Triginta нужно сказать, что их титулы: σχόλια „схолии“ и κεφάλαια „главы“ могли быть даны и самим автором. Леонтий знал сочинение свт. Кирилла Κεφάλαια „Главы“ против Феодора и цитировал его. [394] Далее, Леонтий делал извлечения из τοῦ αὐτοῦ (Κυρίλλου) ἐκ τοῦ ιά κεφάλαια σχολίων „из 11 глав схолий того же (Кирилла)“ [395] и, по несомненной симпатии к своему учителю, мог сам заняться составлением подобных ему схолий. То обстоятельство, что в первой половине его Схолий более места имеет исторический, нежели полемический элемент, нисколько не говорит против принадлежности Леонтию этого сочинении во всем объеме. Излагая в первых пяти разделах историю развития ересей, Леонтий все время имеет в виду несторианство и евтихианство и хочет этим самым историческим генезисом установить их родство с учением древних еретиков. Таким образом, и в исторической части Леонтий преследует все ту же полемическую цель, которую он ставит себе и в других своих сочинениях, особенно в Contra Monophysitas и Contra Nestorianos et Eutychianos. Вопрос о признании сочинений Леонтия Византийского вышедшими из рук их автора в том же самом виде, в каком они существуют и ныне, может быть разрешен в благоприятном смысле и вообще не нуждается для такого своего разрешения в шатких гипотезах, подобных гипотезе Лоофса.
Заканчивая настоящую главу, мы считаем необходимым возвратиться снова к ее началу, к речи о фрагментах Леонтия. Из того, что эти фрагменты издавна существовали и существуют рядом с цельными сочинениями Леонтия, мы должны считать их не только не бесполезным балластом в собрании трудов Леонтия, но и весьма важными и характерными для понимания и изучения этих последних. Во всех фрагментах Леонтий выясняет значение тех самых терминов, на истинном истолковании которых он и стремится обосновать учение Церкви о соединении природ во Христе. Автор оперирует здесь логическими и философскими аргументами, имея в виду подобную же полемику со стороны противников. Повсюду он настаивает на точном смысле и определении понятий, считая, что и все разногласие между людьми происходит именно оттого, что они говорят на разных языках и не понимают друг друга. В частности, первый фрагмент вскрывает смысл терминов ὑπόστασις „ипостась“, φύσις „природа“, ἐνυπόστατος „воипостасный“, ἕνωσις „соединение“ [396] и обличает несториан в извращении понятия о соединении природ во Христе. Зная о несторианских привычках переводить богословские рассуждения на язык философии и в этой области запутывать противника, Леонтий сам дает определение тех философских понятий γένος „род“, εἶδος „вид“, διαφορά „видовая разница“, [397] которыми оперируют несториане, поражая их собственным же их оружием.
Во втором фрагменте Леонтий подробно исследует три главных христологических понятия ἐνυπόστατον „воипостасное“, ἀνυπόστατον „безыпостасное“ и ὑπόστασις „ипостась“, [398] находя в каждом из них двойственный смысл и стараясь устранить проистекающую отсюда возможность впасть в заблуждение при применении таких терминов к христологическому догмату. Маленький третий фрагмент содержит в себе рассуждение Леонтия о тех умственных источниках, из которых проистекают несуществующие в действительности соединения вроде гиппокентавров и сирен. [399] Рассуждение автора стремится к уяснению истинного понятия об ипостаси, которая не должна заключать в себе ничего общего и фантастичного, а только единичное и реальное. Фрагмент четвертый заключает в себе силлогистическое доказательство положения, что если человек есть одна природа, то Христос есть две природы, ибо Он по одной природе Бог, а по другой — человек, по Божественной — один из Святой Троицы, по человеческой — один из нас. [400] Человек же, как это на примере уясняет автор, есть только одна природа, хотя в ней и различается тело с душой. Субъектом этих природ во Христе является Его ипостась, ибо только она может воспринять совмещение двух природ. В последнем фрагменте Леонтий трактует о числе. [401] Понятие числа для многих являлось камнем преткновения в применении ко Христу. Леонтий смотрит иначе: что неприложимо по отношению к другим, то может быть приложено ко Христу; в Нем могут совместиться один и два, одна ипостась Богочеловека и две природы — Божественная и человеческая. Таково учение всех Отцов Церкви.
D. Сочинения, приписываемые Леонтию Византийскому
К литературным трудам Леонтия Византийского в издании Миня присоединяется еще четвертая группа сочинений, которые хотя и надписываются именем Леонтия, но по многим данным должны считаться неподлинными его произведениями, а только — приписываемыми ему. Эту группу составляют:
1) две гомилии Леонтия, пресвитера Константинопольского, и
2) сборник О священных предметах Леонтия и Иоанна.
Первая гомилия имеет такую надпись:
Λεοντίου, πρεσβυτέρου Κωνσταντινουπόλεως, ὁμιλία εἰς τὴν Μεσοπεντηκοστὴν καὶ εἰς τὸν ἐκ γεννητῆς τυφλόν καὶ εἰς τὸ: μὴ κρίνετε κατ’ ὄψιν –
„Леонтия, пресвитера Константинопольского, Гомилия на преполовение Пятидесятницы, о слепорожденном и на слова: Не судите по наружности“. [402]
ebooksa