Весь мир театр,

22
18
20
22
24
26
28
30
* * *

Когда часы на Вестминстере показывали без четверти восемь, Генри появился на указанной в письме деда пристани, наряженный в свой лучший костюм, в котором его можно было принять за сына богатого горожанина.

Когда-то наряд принадлежал сыну лекаря, жившего на южном берегу, вблизи доков, – парень умер от гнилой горячки(4), поэтому дед сторговал одежду весьма недорого, хотя наряд был хорош: темного, почти черного сукна камзол, мышино-серые штаны и довольно крепкие башмаки с медными пряжками. Дополнил его Генри черным бархатным беретом – его он стянул у мастера, все равно тот его давно не носил.

На пристани никого не было, от Тауэра отошла одна лодка, но даже издалека было видно, что в ней кроме лодочника в ней находится только монах в черной рясе.

Генри запустил руку за пазуху и проверил, на месте ли деньги. Пока он шел к месту встречи мимо него пробежала ватага мальчиков-воришек, он почувствовал несколько прикосновений ловких пальцев, и ожидать можно было чего угодно. Но деньги остались при нем, два шиллинга; половина суммы он собрал у актеров, еще шиллинг добавил мастер, причем Генри показалось, что лицо Уильяма в это мгновение было виноватым.

Тучи, что собирались ночью и грозили выплакаться дождем, к утру разошлись. Солнце уже поднялось над горизонтом, бросая на каменные здания и мост золотисто-розовый свет. Генри невольно залюбовался отражением в бегущей речной воде уже исчезающим лиловым оттенком неба, рваных остатков облаков, ранеными солдатами ползущими вслед ушедшей облачной армии. Птицы принялись метаться у самой воды, охотясь на мошек. Ветер стих.

Лодка тем временем, приблизилась Это была широкоскулая старая, но еще крепкая посудина. На ее носу был укреплен фонарь, который уже был потушен. На дне лодки лежало несколько больших мешков, по видимому с одеждой для прачек, и один продолговатый, из серой дерюги сверток, напоминающий формой и размерами человека. Монах сидел на корме, капюшон его рясы полностью скрывал лицо, в правой руке висели четки. Судя по мерным кивкам головы, монах молился.

Лодочник, крепкий мужик с суровым, обветренным лицом ловко развернул посудину и ткнулся бортом в бревенчатые сваи.

– Дик! Дик, черт тебя побери, где ты? – заорал он так громко, что от натуги по лицу его расплылись бордовые пятна. Монах вздрогнул и перекрестился.

Лодочник накинул петлю веревки, идущей с носа посудины, на специальный выступ на пристани. Вода недавно в реке упала, и лодка оказалась ниже причала почти на два фута.

– Эй, малый, – позвал он Генри. – Ты не видал тут поблизости такого долговязого, с гнедой старой клячей и телегой?

– Нет, мистер. Никого здесь не было.

– Ах, зараза, опять опаздывает этот дуралей… А ты что тут околачиваешься?

– Жду одного господина, что должен прибыть сюда из крепости.

– Хочешь пенни заработать? Мне нужна твоя помощь.

– Что надо делать?

– Помоги разгрузить лодку, мне одному не справиться, особенно с трупом, – и лодочник указал на сверток. – Это вчера ночью один преставился.

Святой отец, тем временем, кряхтя и стеная с трудом выбрался из лодки. Он оказался глубоким стариком, и Генри понял, почему лодочник не обратился за помощью к своему пассажиру.

Пенни лишним не бывает, да и время можно скоротать, решил молодой Рэй и прыгнул в лодку. Они быстро вдвоем покидали на пристань все мешки, беря их с двух сторон, а затем взялись за мертвеца.

– Эй, ты только не порви дерюгу, – предупредил лодочник. – Мне ее возвращать.

Они подняли тело, которое уже заметно окоченело, и кряхтя водрузили его на дощатую палубу пристани.