— Хватит нам, однако, с этими вечными «ситуациями», — резко произнес директор. — Дело вовсе не в том, что Власов увидел, будто я хвалю и поддерживаю только молодого конструктора.
Грищук тяжело поднялся с дивана и тихо проговорил:
— Я зайду немного позже, Семен Петрович.
Он уже пошел к двери, но Соколов окликнул его:
— Подождите, Павел Иванович! Что вы бежите? Надо решать вопрос.
Глава двенадцатая
Макаров не ночевал больше в своем кабинете, но домой, как правило, из конструкторского бюро уходил поздно. Он любил, заложив руки за спину, пройтись неторопливо пешком, подумать по дороге. Так и сегодня сделал. Солнце скрылось за лесом, давно надвинулись мягкие сумерки. Чудесный, сильный аромат цветения разливался над полями.
«Куда же мне в такую пору? — оглянувшись вокруг, подумал Макаров. — Неужели сразу домой? А если к Наташе?..»
Было уже одиннадцать часов. Наташа, наверное, спит. Нет, сейчас никак не годится к ней, решил он и тотчас поймал себя на мысли: «Неужели я намеренно думаю о том, что она спит, чтобы оправдать самого себя?»
Подойдя к своему дому, он не вошел в парадное, а обогнул угол и очутился на зеленой площадке, отделявшей здание от обрыва. Опустился на скамейку и стал глядеть на звездное небо. Дул мягкий, теплый ветерок, трепля по щеке, заползая за расстегнутый воротник рубахи. В лицо билась мелкая мошка. Соловей в зарослях то выводил замысловатые коленца, то вдруг умолкал, точно прислушиваясь к чему-то. Во всем теле Федор испытывал приятную легкость. Но чувство неловкости перед Наташей не проходило. Хотелось, чтобы сейчас она была рядом, чтобы они сидели и молча угадывали мысли друг друга.
Затем Федор прошелся к обрыву, постоял у самого края, где росла ветвистая акация. Невдалеке была скамейка. Оттуда послышались голоса. Макаров прислушался и узнал Боброва и Люду. «Спорят…» Он улыбнулся. Спорили они по любому поводу. Казалось, они скучали, когда не было причины для спора.
— Смотри! — послышался голос Люды. По небу сверкнула длинная огненная черта.
— Звезда покатилась! — проговорил Бобров.
«Такую бы скорость машине», — подумал Федор. Неожиданно у него под ногами хрустнула сухая ветка. Бобров оглянулся, потом быстро подошел.
— О, Федя!.. Тебе письмецо! — сказал он, подавая сложенный треугольником лист бумаги…
Федор взял записку, помолчал, потоптался неловко на месте и, не простившись, зашагал к дому. Первый раз в жизни Анастасия Семеновна не встретила сына. Она лежала на тахте и не встала, не пошла навстречу, как это бывало обычно. Должно быть, крепко спала. Не желая беспокоить мать, Федор бесшумно прошел в свою комнату, включил свет и сел к письменному столу. Положив перед собой листик бумаги, начал читать:
«Некоторые товарищи, загадочно начиналось письмо, готовы порой считать любовью чувство, возникшее в результате коротких и случайных связей. Но мне кажется, такое чувство имеет мало общего с серьезной любовью. Крайне нуждаюсь в твоем мнении по этому поводу, Федя. Завтра в семь утра жду тебя в парке возле голубого фонтана». И внизу коротенькое слово: «Наташа».
Долго он не мог уснуть в эту ночь, теряясь в догадках. «Неужели она намекает на мое знакомство с Нескучаевой?» Он чувствовал, что завтра ему будет стыдно глядеть Наташе в глаза. На рассвете, когда солнце только начало всходить, Федор вскочил с постели, открыл окна и побежал в ванную. Мускулистое смугловатое тело содрогнулось под холодным душем. Но он сразу почувствовал себя удивительно бодро. Однако стоило ему выйти из дома и окинуть взглядом пустынную улицу, как им вдруг стало овладевать тревожное предчувствие.
Очутившись в городском парке, он несколько раз прошелся вокруг голубого фонтана, бросая косые взгляды на смежные аллеи. Наташи нигде не было. Посмотрел на часы — было ровно семь. «Сейчас придет». Достал портсигар, закурил. Вдруг… он чуть не обронил портсигар, увидев Наташу. Растерянность Федора рассмешила девушку. На короткий миг ее лицо озарилось нежной улыбкой.
— Наташа, здравствуй! — протянул руки Федор.