— Вот так, дорогой мой. Идите, Василий Васильевич, развейтесь немного и подумайте…
— О чем?.. Кажется, я больше не в состоянии ни думать, ни принять какое-либо решение. Возня с Макаровым вымотала все мои нервы, а ваш совет выбил из меня последние силы. Совсем недавно вы уговаривали меня сопротивляться, а теперь…
Грищук приподнял руку, желая остановить его.
— Это вы преувеличиваете. Я вас не уговоривал. Прошу не путать разных вещей. Я советовал спорить, доказывать. Это верно! В споре рождается истина. И действительно, вы много спорили, но, к сожалению, доказать ничего не смогли. А раз не смогли, нечего хватать Макарова за горло!
Власов отлично видел, что на Грищука больше не оставалось никакой надежды. Главный инженер демонстративно отмежевывался от него, в этом не было сомнения.
— Так что, советуете идти получать зарплату? Ну, что же, получу, если уплатят и на этот раз, — вымолвил Власов таким подавленным голосом, каким о чем-нибудь говорят последний раз в жизни, и тотчас почувствовал, что Грищук ведет его к дверям, видимо желая поскорей выпроводить из кабинета. Отстранив руку главного инженера, не сказав больше ни слова, Власов вышел за двери.…В тот день Люда избегала встречаться взглядом с Труниным. Молча выполнила все его поручения, ничего при этом не говоря ему, ни о чем не спрашивая. Вечером, когда они, как обычно, вместе шли домой, Трунин заговорил первый:
— Людмила Михайловна, как я вижу, вы сердитесь на меня? Почему?
— Потому что вы позволяете Власову говорить всякую грубость, — заявила она. — А он торжестует.
— Пусть… если это доставляет ему удовольствие. Я не обидчив.
— А я на вашем месте ни за что не позволила бы!.. — и вдруг попросила: — Давайте попьем холодной водички.
Трунин согласился. Они пошли к киоску, что прижался под тополем неподалеку от проходной. Вдруг Люда увидела, как из заводских ворот вышел Власов. Он не пошел по тротуару к трамвайной остановке, а двинулся через дорогу прямо к киоску. Трунин и Люда заблаговременно посторонились, уступая ему место у окна.
— Обслужите, дорогая Марфа Филипповна, — тоном приказа молвил Власов и положил на прилавок деньги.
Продавщица, взглянув на две пятирублевые бумажки, удивленно спросила:
Вам чего же налить? Стакан московской. Не много ли?
— Я плачу деньги! — резко возразил Власов. Выпив полстакана, он передохнул.
— Василий Васильевич, — несмело сказала Люда, — не надо больше…
Власов криво усмехнулся:
— Людмила Михайловна, позвольте хоть этот вопрос решить самостоятельно. Сделайте божескую милость! Уважьте… — Ваше здоровье, Платон Тимофеевич! Живите и процветайте!..
Трунин ничего не ответил, только нервно поморщился, услышав, как дробно застучали зубы по стакану; переступив с ноги на ногу, он взглянул на Люду, как бы умоляя ее уйти отсюда.
— Покатился Василий Васильевич… — отойдя от киоска, уныло проговорила Люда.