— Дома.
Обволакивавший ее туман постепенно рассеялся. Утих гул в ушах. Люда почувствовала, что жизнь возвращается к ней. Делая над собой усилие, чтобы вспомнить что-то, она молчала минуту. Затем сказала слабым голосом:
— Меня ударили… помню…
— Но теперь это уже не страшно, — ласковым голосом объяснил врач. — Сейчас мы вас отправим в больницу.
— Нет, нет!.. — вдруг услышала Люда протестующий голос Боброва.
— Петя!.. — вымолвила тихо. — Подойди ко мне… Бобров тотчас поднял ее на руки и легко, будто невесомую, перенес на диван.
В эту минуту сюда вбежала Полина Варфоломеевна и, заголосив, упала перед дочерью на колени. Вслед за ней вошла Анастасия Семеновна и первым долгом начала расстегивать кофточку на груди потерявшей сознание Люды. Макаров подошел к Боброву, положил руку на плечо.
— Пойдем, Петя.
— Не могу!..
— Да у меня посидишь. Это же рядом…
Макаров взял летчика под руку и повел к себе в квартиру.
— Вот такие-то дела, Петр Алексеевич, — сказал он, усадив летчика рядом с собой возле открытого окна. — Жили и не замечали, какая мерзость завелась рядом!..
— Но раздавили! — подняв глаза, ответил Бобров. — Как гадину! Все четверо взяты…
— Кто еще? — изумился Макаров.
— Нескучаева, продавщица ларька и какой-то зубной врач.
— Сволочи! — скрипнул зубами Макаров. — Мразь!
— Ну, ты отдыхай, Федя, а я пойду к Люде. Не могу я тут сидеть, если она… Может быть, надо помочь… Неужели ты не понимаешь?
Наступила тихая ночь. От реки тянуло свежестью. Заречные луга покрылись легким туманом. На фоне темно-синего безлунного неба вырисовывались ломаные очертания черных крыш. Откуда-то в комнату наплывали задумчивые звуки рояля. Федор слушал эту приятную музыку, но мыслями был далеко — там, на заводе. Он видел перед собой только что построенный новенький самолет необычных форм. Вот его подняли в лаборатории прочности под потолок, опутали паутиной стальных тросов. Лебедки все сильнее и сильнее натягивают блестящие нити. Он смотрит на диски силомеров. Стрелки движутся все медленнее и медленнее, уже почти стоят на месте… Но «прочнисты» неумолимы. Еще, еще!.. Вот уже дана такая нагрузка, с какой машина в действительности никогда не встретится. А самолет целехонек — ни прогиба, ни разрыва… «Все равно разломаем…», безжалостно говорят «прочнисты». Тяжелая «баба» с грохотом бьет по шасси. Сила та же, как если бы самолет приземлился…Вдруг кто-то постучался в наружную дверь. Кто бы? У матери ведь есть ключ… В такой поздний час…Макаров открыл дверь, не спрашивая. Перед ним стоял Власов.
— Не прогоните, Федор Иванович?
— Нет. Заходите, Василий Васильевич.