Грех прощения

22
18
20
22
24
26
28
30

С одной стороны, спокойствие. Неопределенность, неизвестность, нелогичность закончились. Манипулятор стер пыль со своего портрета. Но при этом Анна испытывала боль. Не чувствовала себя отвергнутой, не ощущала брошенной. Она переживала что-то иное. Когда-то она упала с тысячного этажа своей утренней любви и уже вечером разбилась об асфальт реальности. Тот удар разорвал ее на части, но оставил в живых, чтобы она мучилась от боли и умерла от нее. Она не умерла. Она выжила. Но Матвей сбросил ее опять — уже не с тысячного этажа, а с сотого. Этот удар ее не разорвал. Он стал глухим ударом убеждения, после которого она сразу же встала на ноги. Но боль пронзала каждый сантиметр тела, концентрируясь в солнечном сплетении.

Боль убеждения. Словно к душе приложили раскаленное клеймо. Все техники, которые он использовал в отношении Анны, несмотря на ее неучастие, все равно имели силу. Да, не такую, как раньше, но все равно имели. Слишком большой спектр эмоций он вызвал за последние две недели. В понимании Матвея он стимулировал веру в ответные чувства и демонстрировал абсолютную верность. А на самом деле прокатил Анну на «американских горках» от искусственно простимулированного желания поверить до полной убежденности в том, что он циничный ублюдок. Страшно представить, что было бы с ней, если бы она не понимала, что он делает.

Стоило ли проходить через эту мясорубку, чтобы получить убеждение?

Ответ — нет. В целом Анна не сделала о Матвее ни одного нового вывода, не узнала ничего, чего не знала бы до снятия швов. Все, что она понимала умом, благодаря второму раунду игры всего лишь стало убеждением. Стоит ли убеждение этой боли? Нет, не стоит. Нельзя рисковать собой, чтобы убедиться в чьем-то цинизме.

Она взглянула на бескрайнее синее море, по которому бежали золотые блики, на линии горизонта соединявшиеся с сапфировым небом. В солнечном сплетении вновь начали водить карандашом. Вздохнула. «Что делать с этой болью?»

Телефон на столике завибрировал, сигналя об СМС. Подошла к шезлонгу. Взяла мобильный. «Прости» — гласило сообщение Матвея.

Вчера она не понимала, как он будет разруливать сложившуюся ситуацию. Все просто. Стоит написать телке «Прости» — и она радостно завизжит: «Он все понял!» За что прости? Она сама додумает! Сама решит, что он просит прощения за то, на что обиделась. Сразу же перезвонит. Файл памяти выдал слова гуру: «Если ты перегнул с «Иглой», извинись в течение двенадцати часов и покажи, что тебе нечего скрывать». Взглянула на часы: прошло тринадцать. Анна знала, что последует за этой СМС. Приезд и попытка внушить, что она себя накрутила: ей показалось, она сама все это придумала.

Возмущение — вот что она испытывала после СМС. «За кого они нас принимают?» Неужели женщины в их представлении настолько глупы? Неужели он до сих пор считает, что этот трюк на нее подействует? Она никогда не играла с ним. Никогда не ставила себе задачу «размазать», как любила говорить Гала. Боль жгла раскаленным железом в солнечном сплетении. Хотелось, чтобы эта боль была не только ее, но и его. Впервые она жаждала сатисфакции. Что может причинить ему боль?

«Аминь», — написала в ответ.

Но и этим СМС она давала ему шанс все исправить.

* * *

7 сентября

Анна положила сумку в шезлонг. В голове беспрерывно стучал молоток. Как давно она не испытывала похмелья! Казалось, что весь мир, даже пролетавшие мимо мухи, знали о том, что она делала вчера. Хотя ничего особенного она не делала. Но стук в голове включал беспощадную совесть.

Сняла платье-тунику и легла в пляжное кресло. Откуда это непреодолимое желание, когда перебрал, вспомнить каждую минуту предыдущего вечера? Почему, будучи трезвыми, мы не вспоминаем свой прошлый безалкогольный вечер? И есть большое сомнение, вспомнишь ли ты подробности. Она анализировала произошедшее накануне, сверяя впечатления со своими ценностями.

Вчера она позвонила подруге. Ира была ее «шальной императрицей», встречи с которой всегда наполняли чувством родства с Одессой. Прекрасная девушка — красивая, сексуальная, умная, успешная — и, как истинная одесситка, умеет принимать гостей. А что делает хороший хозяин? Желает угодить. На вопрос подруги «Что ты хочешь?» Анна искренне ответила: «Забыться». Но почему-то сегодня совесть жаждала подробностей каждой секунды этого «забыться». Ответ Анны был ошибкой. Из ее груди вырвался вздох раскаяния.

Ира заехала в восемь. Посадила в машину и сообщила, что в «Ибице» забронирован столик. Анна приняла предложение по двум причинам: ей нравилась «Ибица», и она нуждалась в разрядке в виде танца. Но когда авто приехало в Аркадию, глазам открылась неожиданная картина: обновленный пешеходный бульвар. Анна не была в Одессе после грандиозного ремонта. Выяснилось, что теперь здесь есть поющий фонтан. Расположились в ресторане, позволявшем лицезреть это одесское нововведение. Выпили первую бутылку шампанского. «Почему, когда на душе плохо, ты пьешь шампанское?» — спрашивала совесть. «Запомни, — шептала она же, — так делать нельзя!»

Фонтан отпел, и серость бытия вновь заявила о себе. Иру удивило отсутствие восхищения. В ответ Анна напомнила о поездке в Лас-Вегас, где они вместе наблюдали поющий «Белладжио». «Ну ты сравнила! — воскликнула подруга. — Где мы, а где они?» Видимо, в этом и заключалась ошибка или благословение Анны: она хотела иметь лучшее независимо от континента. И не важно, фонтан это или отношения. Все или ничего. Никаких полумер. Слова Иры в очередной раз напомнили о желании забыться. Они заказали еще одну бутылку.

После не спеша прогуливались по бульвару. Анна разглядывала витрины магазинов и изучала новые рестораны. В ночной клуб не торопились: туда не опоздаешь. Тем более что многочисленные подружки Иры, для которых субботний поход в это заведение — традиция, еще не приехали. В «Ибице» эту компанию знали все, так что столик никто не займет. После монолога «императрицы» о том, что Анна может забываться всеми возможными способами, перед глазами предстала надпись «Тир».

Вообще-то Анна не сторонница такого развлечения. В детстве отец часто брал ее с собой в тир, но стрелять не заставлял. Ему хватало того, что дочь восхищалась его меткостью. Стас поступал так же. Они предлагали ей пострелять, но Анна всегда отказывалась, отдавая роль первой скрипки мужчинам. Ее же роль в этом спектакле всегда сводилась к аплодисментам.

Теперь все иначе: впервые в жизни ей захотелось пострелять. Они зашли в тир. Взяли винтовку. Но никто, даже Анна, не ожидал таких последствий: спустя час она вышла из тира абсолютной победительницей. Может, сказались гены: отец — мастер спорта по биатлону. Может, удача новичка. Но Анна склонялась к третьему: во всех мишенях она видела глаза Матвея и целилась исключительно между ними.

Когда они наконец-то подошли к «Ибице», интуиция Анны закричала: «Нет!» Она закурила на лавочке у входа. Взглянула сквозь стекла очков на мигавшие огни дискотеки и предложила Ире поехать в караоке. Та согласилась: одесское гостеприимство. Караоке затянулось: два клуба, десятки песен, несчетное количество бутылок шампанского. Когда Анна вернулась в номер, уже светало. Радовало то, что вернулась при памяти и одна.