— Ах засранцы! Ах сукины дети!!!
Мюрат обращает слепой от дикой ярости взор туда, где в сторонке, не присаживаясь и с непокрытыми головами, уже довольно давно дожидаются, когда герцог соблаговолит принять их, двое испанских сановников. Это министры: финансов — Асанса и военный — О"Фаррил. Незадолго до полудня Мюрат послал в совет Кастилии требование привести народ в повиновение, не то худо будет, совсем худо. И вот министры, походив по прилегающим ко дворцу улицам и не добившись ни малейшего толку, если не считать таковым риск физической расправы, предстали пред ясные очи французского главнокомандующего с просьбой смягчить по мере возможности суровость возмездия.
— Смягчить?! Я вам всем покажу, что такое настоящее возмездие!!!
Вслед за тем Мюрат, полностью утратив самообладание, то и дело срываясь на крик, отдает приказы, в том числе, например, о немедленном, на месте, расстреле всякого мадридца, повинного в гибели французского солдата, об ускоренной процедуре суда над опять же всяким — без различия пола и возраста, — кого возьмут с оружием, будь то огнестрельное или холодное: обыкновенная наваха, ножницы или любой колющий и режущий предмет. И о немедленном же аресте всякого, кто будет заподозрен в участии в беспорядках. И о разрешении французским войскам входить в дома, откуда по ним был произведен хоть один выстрел.
— А что делать с мятежниками в артиллерийском парке, ваше высочество?
— Расстрелять всех до единого.
— Но сначала надо… Гм. Сначала нам надо будет взять парк.
Мюрат резко оборачивается к дивизионному генералу Лагранжу:
— Вот что, Жозеф: примите команду над Шестым полком бригады Лефранка. Полк следует сейчас к парку Монтелеон с проезда Эль-Пардо и Сан-Бернардино. Возьмите артиллерию, соберите остатки вестфальцев и Четвертого сводного и вообще все, что вам понадобится, — и подавить сопротивление в Монтелеоне! Ясно?.. Истребить их там всех до единого.
Генерал, старый вояка, закаленный боями и походами в Египте, Пруссии и на Пиренеях, вытягивается, щелкнув каблуками.
— Будет исполнено, ваше высочество!
— И не трудитесь слать мне рапорты, донесения, доклады. Ясно? Ничего не желаю получать, кроме сообщения о том, что мятежники полностью уничтожены. Вы поняли меня?
— Вполне, ваше высочество.
— Тогда отправляйтесь.
Лагранж еще не успевает сесть в седло, как Мюрат подзывает к себе Огюстена-Даниэля Бельяра, тоже дивизионного генерала и начальника своего штаба:
— Слушаю, ваше высочество.
Маршал пренебрежительно кивает в сторону двух испанских министров, смиренно ожидающих аудиенции. Спустя несколько недель оба без долгих раздумий перейдут на службу к воцарившемуся в Испании Жозефу Бонапарту. А сейчас продолжают ждать, когда на них наконец обратят внимание. Даже егеря и гренадеры из личной охраны Мюрата открыто смеются над ними.
— Займитесь этими олухами, Бельяр! Пусть побудут здесь, но так, чтобы я их не видел! Уберите их куда-нибудь. Руки чешутся расстрелять обоих!
Капитан Луис Даоис стоит, привалившись плечом к стене. Он не питает иллюзий. После разгрома, постигшего штурмовую колонну, новых атак французы больше не предпринимают, однако стрелки продолжают вести частый огонь. Парк окружен со всех сторон, и артиллерийская прислуга по большей части прячется в укрытии, спасаясь от вражеских пуль. В треугольнике, образованном Монтелеоном, монастырем Маравильяс и соседними домами, передвигаться можно только бегом, то и дело припадая к земле. Кроме того, капитан Гойкоэчеа, который со своими волонтерами и изрядным числом горожан по-прежнему сидит на верхних этажах главного корпуса, только что сообщил: от Сан-Бернардо, мимо фонтана Маталобос выдвигаются неприятельские пушки. Налицо явные признаки того, что французы готовят новый штурм — по всем правилам — и на этот раз твердо надеются на успех.
— Ну, как ты оцениваешь положение? — спрашивает, попыхивая трубкой, Педро Веларде.