— Ну конечно! А как иначе. В семье не без дураков. Так что…
Короткий вставил:
— Эта тихая пастораль обманчива. Воскресенки за полминуты ощетиниваются кучей стволов.
Минут через двадцать, оставив справа небольшое озеро, выскочили на добротное шоссе и покатили с комфортом и ветерком.
— А это что за деревня? — любопытствовала Беда.
— Старый Кошкуль, — отвечала Бабка. — Только небольшая его часть. Там тоже никого нет. Про иммунных оттуда я не слышала.
Через километров шесть–семь открылась интересная картина. Две дороги стыковались под прямым углом. Узкая, неплохая, асфальтовая, отрезанная наискось, примыкала к двухполосному разбитому шоссе. По нему и покатили, плавно объезжая рытвины выбитого асфальта и подскакивая на широких трещинах.
Бабка комментировала экскурсию:
— Впереди Сыропятка. Кусок Сибири. Дальше, примерно такая дорога до самого Полиса. Где получше, где похуже.
Переехали небольшую речушку через хорошо сохранившийся мост. На указателе Пашка прочёл — «р. Омь». Название ничего не говорило.
Справа и слева хлопали на ветру и поблескивали на солнце полиэтиленовой плёнкой заброшенные теплицы. Они рядами занимали огромную площадь.
Потом пошли заброшенные поля, заросшие иван–чаем, волчеягодником и молодым березняком.
Проехали километра два и выбрались на слияние двух дорог. Та шоссейка, по которой они катили, закончилась. С востока на запад, а может наоборот, лежала четырёхполоска, тоже в довольно разбитом состоянии.
Бабка остановила Багги и сама замерла.
— Муры.
— Точно муры? — спросил Короткий.
— Точно. В двух километрах. Три пикапа. Девять человек.
Шило возмутился:
— Совсем оборзели, суки! Прямо у Заозерного уже промышляют! Чё им от нас–то надо, шакалам?!
Короткий подсказал: