— Он ирландец? — удивился я.
— Конечно. У меня три ирландца и один из Йоркшира. А трое местных. На норвежских скачках работает много британских конюхов.
— Почему?
— Здесь у них есть возможность стать жокеями, понимаете? Больше шансов, чем дома.
Мы допили кофе, хорошо сваренный и крепкий.
— А на чем Боб ездил? Он брал напрокат машину?
— Нет, не думаю. Когда он останавливался здесь, мы вместе ездили на скачки.
— Он когда-нибудь брал у вас машину? Или у кого-нибудь другого?
— У меня никогда не брал. По-моему, он ни у кого не брал, когда приезжал сюда.
— Вы куда-нибудь возили его в тот день, когда он исчез?
— Нет.
Из протоколов показаний свидетелей, которые ждали меня в день прибытия в отеле, я знал, что сразу после соревнований Боб Шерман собирался на такси ехать в аэропорт, чтобы успеть на последний самолет, вылетающий в Лондон. Но он к такси не пришел. Нанятый заранее водитель, не дождавшись пассажира, взял возвращавшихся в город после скачек зрителей.
Шерман мог уехать на общественном транспорте, на другом такси, водитель которого не знал его в лицо, или в машине своих знакомых. Я, кроме того, еще добавлял и его собственные две ноги. И вообще, очень легко уехать со скачек не замеченным теми, кто знал его, в особенности когда последний заезд кончился в темноте, как сообщалось в протоколах показаний свидетелей.
Я поставил пустую чашку на стол, и вдруг Гуннар Холт спросил:
— Вы можете что-нибудь сделать для жены Боба?
— Для жены? Я встречусь с ней, когда вернусь в Англию. Конечно, если найду что-нибудь полезное для нее.
— Нет. — Он покачал головой. — Она здесь.
— Здесь?
— Да, в Осло. И она не хочет ехать домой.
— Арне мне ничего не сказал.