— Почему бы вам немного не поспать? — предложил я. — Вы выглядите очень усталой. Здесь вам будет спокойно, а мне надо написать кое-какие отчеты. Пока я отделаюсь от них, вы отдохнете.
— Я не могу спать, — автоматически вырвалось у нее, но, когда я решительно достал из кейса бумаги, разложил их на столе и включил настольную лампу, она встала, немного помешкала и наконец снова легла. Через пять минут, когда я подошел, чтобы взглянуть, она уже глубоко спала. Щеки впали, и бледно-голубые жилки проступили на веках.
Эмма лежала в расстегнутом пальто из верблюжьей шерсти и в платье в коричнево-белую клетку. Теперь, когда пальто распахнулось, выпирающий живот стал безошибочно заметен. Месяцев пять, наверное, подумал я.
Собрав бумаги, я снова уложил их в кейс. Протоколы допросов свидетелей и полицейские донесения, связанные с исчезновением ее мужа. Мне нечего было добавить к ним, потому и нечего было писать. Вместо этого я уселся в удобное кресло «Гранд-отеля» и стал размышлять, почему исчезают мужчины.
Главным образом, они бегут к чему-то или от чего-то. Иногда встречается соединение обоих поводов. К женщине или от женщины. К солнцу и морю. От полиции. К политически предпочитаемому обществу или от политических репрессий. К анонимности. От шантажа.
Иногда беглецы прихватывают чужие деньги, чтобы обеспечить себе будущее. Шестнадцать тысяч крон на первый взгляд не такое богатство, на которое мог бы польститься Боб Шерман. Каждый год он зарабатывал раз в пять больше.
Так к чему он бежал?
Или от чего он бежал?
И что я сумею сделать до понедельника, когда мне надо возвращаться в Лондон?
Эмма тревожно спала более двух часов, но иногда успокаивалась. Потом она начала метаться на постели, капельки пота выступили на лбу, что-то явно мучило ее во сне, и я решил разбудить несчастную женщину.
— Эмма, просыпайтесь. — Я тронул ее за руку. — Просыпайтесь, пора уже. Эмма.
Она открыла глаза, и в них еще застыли кошмарные сны. Ее начало трясти.
— Ох, — проговорила она. — Ох, боже мой...
— Все хорошо. Вы немного подремали. Это был всего лишь сон.
Наконец она совсем проснулась, но не окрепла и не успокоилась.
— Мне приснилось, что он в тюрьме... там были решетки, и он старался вырвать их... как сумасшедший... Я спросила, почему он хочет бежать, а он ответил, что утром его собираются казнить... Потом я разговаривала с кем-то из обвинителей и спросила, что Боб сделал, за что собираются казнить его? И этот человек ответил, что Боб украл скачки, а есть такой закон, если кто-то украдет скачки, то его казнят.
Она провела рукой по лицу.
— Это глупость, но кажется такой реальной.
— Ужасно, — сказал я.
— Но где он? — в отчаянии воскликнула она. — Почему он не напишет мне? Как он может быть таким жестоким?