Реализация

– У меня тут нельзя, хозяйка ругается, так что мы домой к нему пошли. Он не жадный был, платил исправно, да и собой ничего…

– То есть деньги у Дужкина водились? – уточнил я.

– Сколько его помню – никогда без копеечки не сидел. И добрый он был: кроме денег, подарки мне дарил, когда настроение хорошее. Так что я к нему с удовольствием шла. В общем, полночи с ним нежились, потом заснули. Устали… Под утро слышим – стук в дверь. Вася испужался – вдруг жена евонная пораньше домой заявилась? Говорит мне: «в шкафу лезь». Я ему: «так жена твоя меня и в шкафу найдёт», а он такой – не ссы, Маруся, я её спроважу по делам, а тебя из шкафы выпущу, – заговорила Мария.

Она внезапно остановилась, на глазах появились слёзы.

– Понимаю, что тебе тяжело вспоминать, но ты, пожалуйста, не останавливайся, – попросил я.

– Хорошо, гражданин начальник, – она вытерла слёзы. – Короче, Васенька сам своей смерти двери-то и открыл. Мне в шкафе ничего не видно было, но зато слышала всё. Пришли трое, недовольные – ужасть. Сразу Васеньку стали бить. Сказали, что Алмаз им недоволен, что Васенька вроде как перекинулся к Яше Конокраду, и за это Алмаз приказал его порешить, – рыжая проститутка не выдержала и снова захлюпала носом.

Однако… выходит, наш скромный экспедитор путался с бандитами, причём сразу с двумя шайками. И чем же он мог быть интересен Алмазу и Конокраду? Самое логичное предположение, учитывая, где он работал – наводка. Вернусь в отделение, подниму статистику ограблений конторы, в которой трудился покойный Дужкин. Что-то мне подсказывает – организации крупно не везло. Но это пока интуиция, которую нужно подкрепить фактами.

Жаль, что ничего толком не выяснил ни об Алмазе, ни о Конокраде. Настоящий Быстров наверняка что-то да слышал об этой совсем не «сладкой» парочке, а вот я впервые узнал о них от Смушко, когда получал напутствие на новую должность.

То, что между бандитами «тёрки» – уже хорошо. Главное, чтобы в разборках не страдали мирные граждане, но пока единственная известная мне жертва – экспедитор Дужкин – заслужил свою пулю, пусть её и пустил кто-то из людей Алмаза.

– Ты имена или клички этих трёх слышала?

– Только одного, он у этих трёх за старшего был. Его Кочей звали.

– Кочей? – Прозвище бандита мне ничего не говорило, но я решил уточнить.

– Да, Кочей. Вася его просил, под ногами валялся – прости, дескать, Коча, я больше не буду, только алмазовские своего атамана всегда слушаются. Что велел, то сделают. Вот Коча его и застрелил. Я тогда от страха чуть не описялась.

– Коча, говоришь.// Надо будет поподробнее разузнать, что за субчик этот самый Коча. А зачем они всё пытались обставить как самоубийство? – поинтересовался я.

– Так Алмаз велел. Не хотели привлекать к смерти Васеньки лишнего внимания. Да, – вспомнила она. – Вася, когда просил, чтобы его не убивали, сказал, что второго такого они не найдут, так Коча ему заявил: ничего, другой, дескать, на твоей должности будет – с ним и договоримся. Свято место пусто не бывает.

– Ещё что-то можешь добавить?

– Нет, – печально сказала она.

– Хорошо. – Я понял, что большего вряд ли от неё добьюсь. – Твоя тайна останется между нами, я никому о тебе не скажу. Ты тоже – сиди тихо и не вздумай проболтаться!

– Что я – совсем дура что ли? – обиделась рыжая. – Я же знаю, как только открою рот, меня завтра же Алмаз всей бандой оприходует, а потом шлёпнет. Так что буду молчать как рыба. Я вообще думаю уехать из города. Нечего мне здесь делать…

Вытянув из проститутки всю информацию, я вернулся в отделение. Дело близилось к вечеру, преступление было раскрыто по горячим следам, но только теоретически. Практически – я знал, кто убил Дужкина и почему, вот только оформить это дело не получится: мне всю жизнь ходить телохранителем рыжей проститутки-свидетельницы не улыбалось, а бросить её на произвол судьбы и заставить дать показания – не позволяла совесть. Из двух зол приходилось выбирать меньшее.