– Думаешь, справится?
– Уверен, товарищ Камагин. Чего не умеет, тому научим.
– Ну, раз ручаешься за Леонова, сегодня же подготовим на него приказ. Насчёт Филатова не передумал? Уверен, что обошёлся с ним правильно?
– По Филатову тюрьма плачет большущими слезами.
– Раз плачет – сажай!
– Обязательно посажу! – заверил я.
– Что ещё удалось установить?
Стул под Камагиным жалобно скрипнул.
– Есть веские основания утверждать, что Мамай устроил крушение поезда не из чистого хулиганства. Ему за это заплатили. Пахнет чистой воды террористическим актом.
– Интересно, – задумался Камагин. – С ГПУ уже связывались, делились с ними материалами?
– Пока нет. Хочу сначала самом во всём разобраться, а уже потом дёргать чекистов.
– Темнишь, Быстров, – хмыкнул Камагин.
Я пожал плечами.
– Не хочу зря напрягать товарищей. Может, шпана всё наплела, чтобы себя выгородить?
– Да, я об этом как-то не подумал, – согласился Камагин. – Что-то ещё?
– По данному делу всё. Разрешите перейти к другим вопросам?
– Ага, можно подумать, если я скажу «нет», ты от меня отвяжешься, – угрюмо произнёс Камагин. – Излагай, раз уж начал.
Я собрался с мыслями и приступил.
– Хочу обсудить с вами, товарищ Камагин, два предложения. Первое касается детской и подростковой преступности. Вы прекрасно знаете текущую обстановку: в стране огромное количество беспризорников. Часть из них охотно пополняет собой ряды преступников. Им кружит голову уголовная романтика, те мифы, что складывают о себе матёрые урки. Взять, к примеру, ребят из окружения Мамая. Какой бы сволочью он ни был, у него оказались хорошие организаторские задатки, парни охотно шли за ним, и я не уверен, что тюрьма сумеет их исправить. Скорее, озлобит и окончательно превратит в бандитов.
– И что предлагаешь, Быстров?