В окрестности деревни Остап с оборотнями вышел уже в темноте. И сразу же почувствовал неладное, когда уловил в воздухе сильный запах гари. Не обратив внимания на тревожный возглас ближайшего к себе оборотня, принявшего человеческий облик, он со всех сил побежал к своему дому. Спустя двести метров он остановился, постоял несколько секунд и с душераздирающим криком упал на колени. Перед ним из-за деревьев выступила деревня… Точнее то, что неё осталось. Несколько десятков печных труб на чёрных пятнах пожарищ, многие из которых ещё дымились.
— Мы отомстим, Остап, — тихо сказал волколак, подошедший к нему сзади. — Извини, что не успели.
Чуть позже стало ясно, что как бы ни торопились спасатели, всё равно бы они не успели. Каратели уничтожили деревню ещё в то время, когда Остап вёл немцев по лесу. Примерно половина жителей была сожжена в большом амбаре, куда первоначально согнали семьи-заложников. Прочих убивали прямо в домах. Фашисты не жалели ни детей, ни стариков, ни беременных женщин.
— Оля Акимчик, — глухо произнёс Остап, когда они нашли изуродованное женское тело, над которым оккупанты особенно сильно поизмывались. — Она на сносях была уже.
Всех мёртвых, кого нашли вне сгоревших домов, мужчины похоронили в общей могиле, которую выкопали и затем засыпали с помощью боевых амулетов. После чего в самом быстром темпе направились к следующей деревне, которая могла попасть под удар карателей. Ночь была не помехой благодаря амулетам с заклинанием ночного взора. Увы, но и здесь они опоздали. На месте поселения, где во время войны всё ещё жило около сотни душ, дымилось пепелище и торчали печные трубы.
Громко заскрипев зубами, командир отряда погнал бойцов дальше. Лишь спросил Остапа, сможет ли он выдержать темп.
— Справлюсь, — упрямо сказал тот.
Все боялись вновь увидеть угли и трубы. И когда перед ними открылся вид обычных — целых — изб, никто не смог сдержать облегчённый вздох. А Кинов
— Слава тебе, господи.
Быстрая разведка показала, что в деревне устроились сорок немцев и восемь полицаев. Первые прибыли на двух грузовиках и бронетранспортёре. Предатели же передвигались на пяти телегах. Причём три из них были завалены горой узлов, самоварами, кулями и мешками, полными награбленного. Жителей деревни оккупанты согнали в колхозный амбар, невзирая на возраст и пол. Рядом с импровизированной тюрьмой стояли двое часовых. Алкоголем от них несло так, что его почувствовал бы простой человек с нескольких метров. А уж оборотни унюхали эту парочку с другого края деревни. Один из волколаков под амулетом скрыта подошёл к ним и двумя ударами ножа прикончил обоих карателей. Ещё два часовых находились у техники, и один полицейский сторожил телеги и лошадей. С ними покончил второй волколак, также потратив на каждого один удар ножа.
Остальные, выставив сокола караульным на коньке крыши самого высокого здания в деревне, разошлись по избам. С Остапом пошёл беролак, вручив ему наган с большой трубкой на стволе, назвав ту «брамитом». Пояснил, что звук выстрела с этим устройством уменьшается раз в десять. Но стрелять нужно с очень близкого расстояния, так как целиться невозможно из-за того, что «мушка» закрывается самой трубкой, плюс, она ослабляет немного пулю.
А дальше была казнь. Никак иначе происходящее нельзя было назвать. Даже местью происходящее не назвать, так как это слово не могло полностью отразить все чувства, которые испытывали оборотни и Киновец.
Все немцы без исключения оказались пьяны. Некоторые вусмерть и никак не реагировали на то, что их сбрасывали с кроватей, связывали и тащили на улицу. Лишь на холоде они стали понемногу приходить в себя. Самых активных оборотни прикончили. Других награждали ударами по голове, выбивая дух, после чего им связывали руки с ногами и выбрасывали на улицу. За время расправы не прозвучало ни одного выстрела, если не считать тех, что сделал Остап из бесшумного нагана.
Лишь после того, как была устранена угроза со стороны карателей, бойцы направились к амбару.
— Вот суки, уже гвоздями забили, — ругнулся беролак, отдирая толстую горбылину, которыми каратели заколотили ворота в амбар и все окна. Наконец, справившись с запорами, он распахнул одну створку. Его товарищ направил внутрь луч электрического фонаря. Он высветил несколько десятков мужчин и женщин разных возрастов с детьми. Кое-кто из них был совсем мал. Таких детей держали на руках.
— Товарищи! — крикнул командир отряда. — Вы свободны, немцев мы убили. Но не всех, остальных будем сейчас судить и казним. Кому нужна помощь, те пусть подходят.
— А вы кто?
— Партизаны…
Тут вперёд вышел Остап, прервав волколака.
— Я Остап Кинов