Убийства в Бэджерс-Дрифт

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я ушла от Дэвида, потому что боялась. С его женщинами я могла смириться. По крайней мере, это означало, что он оставит меня в покое. Но он был очень жестоким. Никогда нельзя было сказать, что выведет его из себя. Обед плохо приготовлен, машина не заводится. Сама я могла это перенести, но когда он начинал кричать на Джейми… Я сказала ему, чтобы он уходил, а когда он отказался, я собрала все его вещи, выставила их за дверь и поменяла замки. Но даже после этого мне понадобилось судебное постановление, чтобы он прекратил преследовать нас.

— Он имеет право встречаться с мальчиком?

— Нет. — Губы сложились твердо, несчастливо, однако удовлетворенно. — Он пытался, но я не позволила ему. Я боролась, потому что не уверена, что он будет держать себя в руках.

— А вы не знаете, есть ли у него сейчас… любовница?

— Наверняка. Дэвид никогда не оставался надолго без бабы. Он сексуальный маньяк.

Когда она произнесла это, Барнеби живо представил себе Дэвида, как он увидел его впервые рядом с Кэтрин Лэйси на кухне Тай-хауза. В тот момент он отказался доверять своему первому впечатлению. Призраки Д.Г. Лоуренса[38] и тех удивительных черно-белых фильмов из детства: «Двойная гарантия», «Почтальон всегда звонит дважды». Все было именно так: красавица невеста, неполноценный муж, пылающий вожделением мачо. Конечно, не более чем клише. И все же, и все же… Как часто подобные клише оказываются правдой.

Но Барнеби не старался убедить себя в том, что он заметил в этих двоих какие-то признаки вины, когда они обнаружили его присутствие и отстранились друг от друга. Уайтли выглядел подавленным и раздраженным, Кэтрин — просто заинтересованной и чуть обеспокоенной. И что-то холодное виделось ему в этой девушке, ее красота казалась какой-то едва ли не бесполой, слишком чистой. Он мог представить себе, как она предложит свое тело в распоряжение законного владельца, когда все формальности будут соблюдены: не то чтобы совсем без любви, но просто с определенной долей уважительной привязанности. И гораздо сложнее оказалось представить ее охваченной страстью настолько сильной, чтобы пожертвовать ради нее золотым будущим.

В Дэвиде Уайтли скрывалось нечто другое: аморальное, самовлюбленное и теперь, как выяснилось, жестокое. Барнеби почти видел его в роли убийцы. Но смерть мисс Симпсон была на удивление не жестокой, почти мирной. Барнеби не мог представить управляющего фермы делающим пометки в «Юлии Цезаре», да к тому же он, со своими мощными смуглыми руками и ногами, не смог бы пролезть через окно погреба. Да и вообразить, будто тот способен совершить убийство ради спасения чьей-то шкуры, кроме своей собственной, тоже было практически невозможно.

Барнеби чисто механически еще раз прокрутил карточки. Невольно он сравнивал их с «Русской рулеткой». Пять оборотов не ведут ни к чему. Шестой может вышибить вам мозги. Он долил кофе, с удовольствием не обнаружив в чашке никаких признаков мультяшной жизни, только сладкую черную гущу. А потом зазвонил телефон.

Брайли проговорила:

— Сэр, миссис Суини на проводе. Она просит соединить ее с кем-нибудь, кто занимается делом мисс Симпсон.

— Соедините.

— Здравствуйте, это миссис Суини из «Негритенка». С кем я говорю?

— Это старший инспектор Барнеби.

— Вы тот господин, что заходил к нам тогда и брал сыр и полпинты пива?

— Да, это я.

— Хорошо, знаете, мне кажется, вы должны сюда приехать. У Рейнбердов творится что-то странное.

— Что именно? — Голос, который он помнил как безразлично-мрачноватый, теперь просто потрескивал разрядами возбуждения.

— Я толком не знаю… это похоже на чье-то пение, только я никогда подобного не слышала… на самом деле, это скорее плач. Но продолжается уже очень, очень долго.

Впоследствии Барнеби очень ясно помнил этот момент. Когда он клал трубку, у него возникло отчетливое ощущение, что машина этого дела, забуксовавшая в алиби, доказанных и недоказанных заявлениях и, по крайней мере в отношении двоих, явном стремлении обмануть, вновь пришла в движение. Хотя пока он не мог сказать, с какой скоростью она будет двигаться и какая рука, пока ему неизвестная, дала ей ход в направлении столь ужасных последствий.