— Знаете здание Шуберта?
— Разумеется. На Сорок пятой улице?
— Именно. Дверь тысяча сто семь.
— Счастливое число.
— Я в этом убедился на собственном опыте, Джек. — Я уже стал просто Джек. Он помолчал несколько секунд, а когда заговорил вновь, голос его был деловитым, и это мне понравилось больше. — Итак, жду вас в три.
— Годится, — сказал я, повесил трубку и полез в холодильник за пивом. Вообще-то административные правила запрещают держать в конторе холодильник, но никакие законы природы или государства не заставят меня отказаться от удовольствия выпивать бутылочку холодного пива после полудня.
Единственная ведь радость в жизни. Пиво помогает мне думать, если у меня возникла потребность в этом, или дремать, если пришла охота расслабиться. Помогает вспоминать и помогает забывать. Ну, вы меня понимаете.
Сегодня как раз требовалось пораскинуть мозгами. Вопросов накопилась уйма, а ответов ни одного. Если Батлер собрался толковать со мной о факте вымогательства, которому подверглась его хористка, то каким образом этот факт стал ему известен? Или разговор касается Керри Лэйн без какой бы то ни было связи с Фентоном? В таком случае она что-то от меня утаивает. А может, звонок Батлера и не имеет к девчонке никакого отношения? Ну да, конечно, просто такое обычное совпадение. Есть и еще вопросик, Если Батлер знает о факте вымогательства, почему он обратился именно ко мне? Понятно, не желает лишнего шума, но ведь в его распоряжении наверняка свора своих шестерок, а уж эти ребята под поезд бросятся, лишь бы имя хозяина осталось незапятнанным.
Снова зазвонил телефон, это была Керри. Она задыхалась от волнения. Или это ей было по роли положено — задыхаться от волнения?
— О, мистер Ливайн, с вами все в порядке?
— Я немного под градусом, а так ничего.
— Я боялась, что вы ранены…
— Со мной действительно все в порядке, а вот приятелю твоему, Фентону, не до смеха.
— Его убили?
— Детка, ты, похоже, осведомлена об этом лучше, чем я. Давай выкладывай! — Я решил больше не церемониться с этой Керри Лэйн.
— Пожалуйста, мистер Ливайн, не разговаривайте со мной таким тоном. Час назад я проходила мимо отеля «Лава» и, сама не знаю зачем, зашла туда. В вестибюле было полно полицейских, потом принесли носилки. Я так испугалась — вдруг с вами что-нибудь стряслось, мистер Ливайн, у меня до сих пор колени подгибаются.
Я слушал, пытаясь определить: правду она говорит или шпарит текст с листа. Пока я не пойму, кто она такая, эта Керри, нечего и заикаться о звонке Батлера. Может, она из тех, кто в отчаянии, не долго думая, сигает из окна? Или, наоборот, из тех, кто, не моргнув, сыграет вам любую роль, самую грязную, только плати? Если принять первую версию, то девочка в опасности, если вторую — получается, что она непонятно зачем подставляет меня.
Между прочим, не исключено, что под пулю подставляет. Нет, говорить о звонке Батлера преждевременно.
— Я спросила у полицейского, что происходит, — продолжала Керри, — он засмеялся и сказал: «Замочили тут одного. Не бойся, это не заразно». Ему было очень смешно.
— Его можно понять. Если что ни день сталкиваешься с людьми, у которых из черепа торчит сечка или пестик для колки льда, чувство юмора вырабатывается весьма специфическое.