— Да, дом загорелся.
— И вы были в это время там?
— Да.
— Пожар начался быстро?
— Очень быстро. Я как раз проснулась. Почуяла дым и сначала подумала, что это печка. Потом решила проверить. Накинула халат и открыла дверь. Южная сторона дома была в огне, я закричала, а через несколько минут… Наверное, больше добавить нечего.
— Вы не знаете, дом был застрахован? — спросил Мэйсон.
— Думаю, что да.
— А не знаете, была ли выплачена страховка?
— Думаю, что да. Наверное, ее выплатили мистеру Сэмюэлю Лекстеру. Ведь он же душеприказчик?
— Был ли в доме кто-нибудь, кого вы не любили? — спросил Мэйсон. — Кто-то особенно неприятный вам?
— Почему вы задаете такой странный вопрос?
— Когда случается пожар, — не спеша сказал Мэйсон, — во время которого кто-то гибнет, власти обычно устраивают расследование. Оно начинается с пожара, но не всегда пожаром оканчивается, и свидетелям лучше говорить все, что они знают.
Она подумала несколько секунд, глаза ее сверкнули.
— Вы хотите сказать — если я не дам показаний, я попаду под подозрение, что подожгла дом, чтобы уничтожить кого-то, кто мне не нравился? Но это абсурд!
— Хорошо, поставим вопрос иначе, — согласился Мэйсон. — Был в доме кто-то, кто вам нравился?
— Что вы под этим подразумеваете?
— Очень просто — нельзя, живя с людьми под одной крышей, не испытывать определенных привязанностей или неприязни. Предположим, что там был кто-то, кого вы не любили, а кого-то другого любили. Нам нужны факты о пожаре. Если мы получим их от вас — это одно, а если нам не предоставит их человек, которого вы не любите, особенно если этот человек попытается свалить вину на того, кого вы любите, — совсем другое.
Она выпрямилась:
— Вы хотите сказать: Сэм Лекстер обвиняет Фрэнка Оуфли?
— Конечно, нет, — сказал Мэйсон. — Я не делаю никаких заявлений. Я не даю информации. Я пришел ее получить. Пойдем, Пол. — Он кивнул сыщику и поднялся.