— Вы это заработали.
— Пожалуй. — Что она думала на самом деле, осталось мне неизвестно. — У вас есть удостоверение? Покажите, пожалуйста, чтобы на душе было спокойно.
Я вручил ей мою визитную карточку.
— Джек Ливайн. Может быть, и про вас когда-нибудь поставят радиопьесу. — Она сунула карточку в карман и стояла некоторое время неподвижно, рассматривая пятидолларовую бумажку. Она держала ее в ладонях бережно, как птенца. Потом повернулась и медленно пошла к своему дому, а вот Пол никак не мог сдвинуться с места, все смотрел на меня и, должно быть, ломал голову: «Что же это за типус и за каким дьяволом он сюда явился?»
— Полли, иди домой! Оставь дядю в покое!
Я следил, как малыш поднимается на крыльцо, на каждой ступеньке оборачиваясь в мою сторону. Наконец дверь за ними закрылась. Было уже не на шутку жарко. Я расстегнул верхнюю пуговицу сорочки и направился к дому номер четырнадцать.
Вокруг крыльца валялись бутылки из-под пива, клочья упаковочной бумаги. Я прыжком преодолел три ступеньки и очутился на крыльце. Дверь была приоткрыта. Стучать я не стал.
Повсюду в комнатах наблюдались следы поспешного отступления. На линолеумном полу тут и там картонные коробки, обрывки веревок и магнитофонной пленки. Стены голые, за исключением нескольких журнальных вырезок — прилеплены косо и порядком выцвели.
Убежища криминальных личностей выглядят одинаково. Вороха бульварного чтива по углам. Стол с металлическими ножками и растительным орнаментом на столешнице. Бутылки бутылки и, конечно, флот окурков в океанах пролитого пива. В гостиной — кушетка, обтянутая бархатом, некогда красным, а теперь серым от табачного пепла. В результате дальнейшего осмотра я обнаружил один вязаный носок, четыре игральные карты — два валета, дама и шестерка бубей — и россыпи ореховой скорлупы.
Но наличествовала и одна странность: обилие газет. Газеты были везде: на полу, на двух стульях, на столе. И не только «Нью-Йорк дейли». «Любитель настоящего искусства» покупал их в Филадельфии, Ньюарке, Бостоне, я нашел под кушеткой даже две вашингтонские «Стар». И что самое главное, он их читал — углы страниц были замусолены. Я собрал их и внимательно пролистал все до единой. Увы, без какой бы то ни было для себя пользы. Парень не интересовался спортивными новостями, поэтому забрезжившая было версия букмекерства тут же и отпала. Зато самым тщательным образом он следил за хроникой текущих политических событий, эти страницы были самые захватанные. Не оставил мне, однако, ни пометочки на полях, ни отчеркнутого карандашом абзаца.
Я считаю себя шамесом если и не шибко талантливым, то уж во всяком случае добросовестным, поэтому перерыл весь дом, благо, перерывать было особенно нечего. Пленок с фильмами здесь быть не могло, это я понял сразу в тех коробках, которые видела миссис Роджерс, компаньон Фентона увез, разумеется, не столовое серебро, а именно пленки. Но я продолжал бродить по этим унылым комнатам, выискивая хоть какую-нибудь зацепку. Вот, например, под стулом пустая упаковка от презервативов. Значит, парень не скучал. Рад за него. Развернул скомканную бумагу — почтовый конверт. Адреса нет, зато нацарапано имя: Ол Рубин. Запомним, вдруг пригодится. Рухнуло кресло — подлокотник был забинтован полотенцем, но оказалось, у него еще и четвертая нога отломана — я его задел, оно и рухнуло. Так, еще одна пачка из-под презервативов. Мой интерес к «любителю настоящего искусства» возрастал. Открыл платяной шкаф — с полдюжины проволочных вешалок. Перешел в кухню. И вот там на полу лежал губернатор Томас Э. Дьюи.
Он был аккуратненько вырезан из некоего иллюстрированного журнала и, даже будучи придавлен ножкой стула, продолжал благодарно трясти руку банкиру по имени… подождите, сейчас узнаем… ага, Эли В. Сэвидж.
Пожалуй, это был второй занятный штришок к характеристике «любителя настоящего искусства». Первый — это как он вовремя отсюда смылся. Из какого именно журнала сделана вырезка, установить я не сумел, но мог поручиться, что из филадельфийского. Надпись под снимком гласила: «На обеде в честь губернатора Нью-Йорка Томаса Э. Дьюи президент Национального квакерского банка, он же глава Ассоциации филадельфийских банкиров Эли В. Сэвидж приветствует виновника торжества». Сэвидж упоминался как претендент на место в кабинете Дьюи в случае, если сей «преисполненный надежд республиканец» попадет в Белый дом. «Губернатор выразил благодарность Ассоциации за бесценную помощь в борьбе за победу над Германией и Японией». Аминь. Если они еще перестанут повышать налоги, я готов причислить их к лику святых.
Я пристально рассматривал снимок. «Разбирайся сам, если сумеешь!»- должно быть, ухмылялся в мой адрес напарник Фентона, покидая свое логово. Я перевернул вырезку — изучил на обороте рекламу спортивных товаров. «Теннисные ракетки — лучшие в мире!» Вряд ли это ключ к разгадке. Нет, губернатор Дьюи и банкиры — вот в каком направлении стоило поразмыслить. Я и поразмыслил, да все без толку. Правда, напрашивалась следующая версия: некто намеревался снять с Батлера десять тысяч баксов, но потом перекинулся на банкира (Сэвиджа, что ли?), и тут игра затеялась такая крупная, что афера с Батлером отступила на второй план. Ничего утешительного в этой версии не было: фильмы с бессмертной Керри мерзавец просто приберег на черный день.
В кухне был установлен телефон. Я приложил трубку к уху и с удовлетворением убедился, что связь еще не отключили. Набрал номер коммутатора и попросил соединить меня с шарашкиной конторой У. Батлера.
— Приемная Уоррена Батлера, — промурлыкала на том конце провода рыженькая киска.
— Эйлин, огнь моих чресел, сообщи шефу, что с ним желает побеседовать Джек Ливайн.
— О, мистер Ливайн! Мистер Батлер отдал мне распоряжение как только вы появитесь, сообщить ему. Еще он просил предупредить, что по телефону разговаривать с вами не станет.
— Тогда передай, что, если он немедленно не возьмет трубку, я в его приемной больше не появлюсь.
— Не сердитесь на меня, мистер Ливайн, я только выполняю распоряжение мистера Батлера.
ebooksa