— Руки вверх! — завизжала старая карга таким истошным голосом, что у меня волосы на голове встали дыбом. Она обернулась к двери: — Берл! Берл! Скорее сюда!
— Миссис Фентон… — начал я.
Где-то в глубине дома послышались тяжелые шаги, и на крыльцо вразвалочку выступил белобрысый детина неопределенного возраста — от двадцати до сорока. Он величественно посмотрел на меня, потом на старуху, потом снова на меня.
— Берл, обыщи его!
Берл неспешно спустился с крыльца и направился ко мне. Я и не знал, что небоскребы способны передвигаться. Походка, правда, у него была нетвердая, а взгляд мутный. Насмешливо ухмыляясь, он остановился в двух шагах от меня. Стоять перед ним было бесконечно унизительно — я чувствовал себя пигмеем. Он вытянул длинные ручищи и ощупал мои бока.
— Порядок, миссис Раймонда.
— Миссис Фентон!.. — снова попытался я завязать светскую беседу.
— Заткнись! — еще пронзительнее завизжала фурия и легко сбежала по ступенькам. Стволы ее дробовика метили мне точнехонько между глаз.
— Уверяю вас, это лишнее! — Я не на шутку встревожился.
— Берл, ну-ка поучи его уму-разуму!
— Угу, — сказал Берл и кулаком величиной с дыню нацелился мне в живот. Я успел прикрыться локтем, тогда он долбанул меня по голове, как будто я мало получил утром. Снова перед глазами замигало жёлтое, зелёное, и я уселся на траву. Для слабоумного этот Берл махался довольно шустро.
— Вставай, вставай, еврейчик, — сказала тетушка Раймонда.
Я поглядел на нее снизу вверх — ее личико напоминало кекс с изюмом. Впервые за время нашего общения миссис Фентон улыбнулась. А может, она вполне доброжелательная старушка? Этакая сердитая добрая фея?
— Уж еврейчика-то я всегда отличу, — ласково объяснила она мне. — Всегда отличу от кого угодно.
— Вы могли бы оказать неоценимые услуги Германии. Она перестала улыбаться:
— Вставай, черт тебя дери!
Я поднялся. Голова гудела как колокол. Прогулка за город удалась.
— Я был другом вашего племянника, — не додумался я сказать ничего умнее, что, впрочем, объяснимо — Берл приложился от души. В глазах до сих пор двоилось.
Она презрительно хмыкнула:
— Дюк был умный и ни с кем не водил дружбу, а уж тем более с еврейчиками.