Путь к себе

И правда, хорошо, легко, спокойно стало Васюте. Туман совсем сгустился, Василия Федоровича почти не разглядеть. Он над своим столом наклонился, что-то разглядывает, звенит чем-то… Да нет, это же бабушка наклонилась над плитой. Блины, наверное, печет. И вполголоса напевает — свою любимую: «Там вдали… за рекой… до-го-ра-ли… Ог…ни… Огни…»

— Огни! Огни!

Васюта даже вздрогнул. Голос был резкий, визгливый, кричал почти в самое ухо. Сидеть было неудобно — жестко. В спину что-то давило. «Отсидел, наверное», — подумал Васюта, нехотя открывая глаза. И тут у него дыхание перехватило, а в глазах потемнело. Он сидел на мраморных ступенях, полукругом поднимавшихся от небольшой площади к дому с колоннами. Дом этот смутно напомнил Васюте картинки из учебника истории. Было в нем что-то такое древнее. Перед домом на небольшом возвышении, устланном коврами, стояло кресло с витыми ножками и высокой резной спинкой. «Да это же трон», изумился Васюта. И площадь, и ступени были заполнены людьми. Одни стояли кучками, другие, подстелив плащи, сидели. на ступенях, и все что-то оживленно обсуждали — в воздухе стоял ровный гул, как над базарной площадью южного городка в воскресный день. Но, в отличие от базарного праздничного гула, в этом гуле ощущалась озабоченность. У многих при себе были бинокли и подзорные трубы. Донельзя изумленный, Васюта прислушался к разговору, который вели два человека, расположившиеся на ступенях неподалеку от него.

Один из них — с визгливым голосом, вскидывая острую седеющую бородку, азартно наскакивал на своего собеседника. Тот, наголову выше и вдвое толще козлобородого, с румяными, гладко выбритыми щеками, сидел на сложенном вдвое темно-вишневом бархатном плаще и тщетно пытался вставить хотя бы слово.

— А я Вам говорю — никакой мистики! — кипятился козлобородый. — Строго научный расчет! Каждый огонь может двигаться вправо, влево, вверх, вниз, вперед или назад — всего шесть степеней свободы. Поскольку огней три — умножаем шесть натри — восемнадцать сочетаний. Исключая те из них, которые уже состоялись, мы в конце концов сможем определить то единственное, которое должно состояться в данный день — и точно определить направление их движения!

— Вы заблуждаетесь, коллега, — мягко сказал толстяк. — Во-первых, они могут перемещаться также и вправо-вверх, влево-вниз и так далее — и это увеличивает количество степеней свободы. Во-вторых, вы исходите из допущения, что сочетания не повторяются, — но это ничем не доказано.

Бородатый замолчал было, но через мгновение снова оживился.

— Да, но ведь огни…

— Простите, — робко спросил Васюта, — про какие огни вы говорите?

Бородатого словно пружиной подбросило.

— То есть как-какие огни? Что за дурацкие шутки! Вы что — со сферы свалились?

— Успокойтесь, Тхорн, — миролюбиво сказал румяный. — Разве Вы не видите, что юноша — путник.

— Ах, путник. Что же Вы сразу не сказали? Объясните ему, Линн. — И бородатый Тхорн, утратив к Васюте какой-либо интерес, отвернулся и принялся что-то подкручивать в небольшом телескопе, установленном на треноге.

А Линн, поудобнее расположившись на плаще, начал свой рассказ.

— Дело в том, юноша, что мы с Вами находимся внутри гигантской оболочки — Сферы. Жизнь на нашей планете существует благодаря Сфере — она поддерживает постоянную температуру и не дает улетучиться в пространство кислороду, необходимому для дыхания. И вот некоторое время тому назад объем Сферы начал сокращаться. Сначала все отказывались этому верить, но теперь это установлено точно. В результате повышается плотность воздуха, возрастает атмосферное давление. Если этот процесс не прекратится — жизнь погибнет, мы все будем просто смяты, раздавлены. Все крайне встревожились. Совет заседал круглые сутки. А тут еще эти огни…

— Какие огни?

— Скоро увидите. Три огня. Они стали каждый вечер в одно и то же время возникать на небе. Появляются, затем начинают двигаться — неизменно в разном направлении — и через четверть часа исчезают. Сначала никто и не подумал, что между огнями и сжатием Сферы существует какая-то связь. Потом сторонники Учения объявили, что огни — это знамение, которое предвещает Конец Сферы. Началась паника, люди бросали свои жилища, уходили в горы, воздвигали жертвенники и молились огням. Дело дошло до человеческих жертвоприношений. И вот тогда Лаланд… Ах да, Вы же не знаете, кто такой Лаланд. Лаланд — гений. Он первым определил точный объем Сферы. Так вот, Лаланд установил, что между огнями и сжатием Сферы действительно существует связь — и определил характер этой связи.

Он и установил, что должно быть определено истинное направление движения огней — и тогда сжатие прекратится. Попытки рассчитать это направление математически, — тут Линн покосился на своего соседа, продолжавшего настраивать телескоп, — ни к чему не привели. И вот теперь каждый вечер жители города собираются на площади и пытаются определить направление их движения.

— А разве это так трудно? — спросил Васюта, внимательно выслушавший всю историю.

— Очень трудно. Дело в том, что это направление каждому видится иным… Впрочем, скоро сами увидите. А сейчас обратите внимание вон на тот прибор.