— Этих не перевоспитаешь!
— Точно. Черного кобеля не отмоешь добела!..
— Расстрелять!
Так Коллегия решила судьбы налетчиков, долгое время терроризировавших город.
Потом Лагутин дал слово начальнику иногороднего отдела. По тому, как нервничал Лобов, все поняли — дело у него необычное. Так оно и оказалось.
— Участники мятежа и уголовники — это явные враги Советской власти, с которыми мы бились и будем бороться с оружием в руках. Но у нас, товарищи, появились и другие враги, в наших собственных рядах. Они действуют исподтишка, прикрываются документами советских работников и даже званием коммуниста.
Чекисты перекинулись недоуменными взглядами. Лобов вынул из папки листок, зачитал:
— «За малейшее пристрастное отношение к тому или иному лицу, не говоря уже о попытке к взяточничеству, равно как и за малейшее колебание или нерешительные действия по отношению к врагам рабоче-крестьянской Советской власти, сотрудники Чека подвергаются суровой ответственности, до расстрела включительно…» Это из инструкции, которую мы с вами утвердили на Коллегии.
— Не тяни, Андрей. Неужели среди нас нашлась такая сволочь? — поторопил Зубков.
Голос Лобова звучал нервно, прерывисто:
— На прошлой неделе я выезжал в Ростов и арестовал в уездчека Рохмана Зиновия Яковлевича, заведующего отделом по борьбе со спекуляцией. Его послали в уезд, где он по собственному усмотрению налагал на крестьян контрибуции, двадцать шесть тысяч из них присвоил себе.
— Расстрелять мерзавца! — вскочил на ноги Зубков. — К революции, к святому делу, примазался, чтоб лапы погреть.
— Вместе с Рохманом действовал милиционер Ростовского уголовно-розыскного бюро Дубняк Лаврентий Григорьевич. Получил от него за участие тринадцать тысяч.
Возмущенные чекисты заговорили наперебой:
— Если эту заразу сейчас не выведем, они, как клопы, расплодятся. Расстрелять!
— Расстрелять, чтобы и другим неповадно было!
— Расстрелять!
Тихон записывал это решение так, словно водил не пером по бумаге, а штыком по камню.
Через несколько дней в губернской газете в разделе «Действия местных властей» появился новый список расстрелянных по постановлению Ревтрибунала.
С каждым днем списки эти становились все короче, печатались в газете все реже.