— Забери, милый, — тихо сказала Богородица, — и помоги тебе Бог, ведь так трудно будет его душу у бесов отбить.
— А меч на что? — улыбнулся Ангел.
Яркая вспышка озарила мрачный лес, и не стало ни Ангела, ни Богородицы, ни повозки с лошадью. Мрак же сгустился после света пуще прежнего, так что даже старый филин не смог разглядеть под тяжелой березой задавленного Яшку.
Божья правда требует, чтобы грешник был наказан за свои грехи, и лучше ему быть наказанным здесь, на земле, временно, чем в будущей жизни бесконечно.
Известный петербургский врач Лев Ефимович Яковлев сидел развалясь в кресле-качалке, в своем отделанном дорогим деревом кабинете, болтал в воздухе коротенькими ножками и курил. Неслышно отворилась дверь, и в кабинет тихо вошла красивая темноволосая женщина в длинном атласном платье.
Лев Ефимович не встал, как должен был бы сделать при появлении дамы. Он привык не церемониться с пациентами, кто бы они ни были: мужчины, женщины, молодые, старые, бедные или богатые, лишь бы платили.
Врач он был хороший, все в нем нуждались, и людям приходилось унижаться перед ним, чтобы попасть на прием. Как все небольшого роста мужчины, он был тщеславным и высокомерным. Постепенно высокомерие к людям переродилось у него в цинизм, а позже — и в брезгливое презрение ко всем без исключения, кроме себя.
Себя Лев Ефимович обожал и ценил так высоко, что говорил о себе «мы». «Мы пошли», «Нам бы хотелось» и так далее. И, как многие, обуреваемые гордыней люди, в Бога не только не верил, но поносил Его и богохульствовал где только можно.
Итак, перед ним, скрестив на груди тонкие белые руки, стояла женщина с удивительно глубокими и печальными глазами.
«Ну, сейчас начнет плакать, руки заламывать и просить, чтобы я бесплатно какую-нибудь сироту чахоточную вылечил», — поморщился Лев Ефимович.
— Я вас излечить пришла, — вдруг тихо сказала женщина.
— Что?! — дернулся в кресле Лев Ефимович. — Меня лечить?! Кто вы такая? Как вы сюда попали? Вы записаны на прием?
Он схватил со стола бронзовый колокольчик и принялся с остервенением трясти его. Однако колокольчик не звонил, хотя язычок и бился по его стенкам.
— Что за черт! — рассердился доктор и вскочил с кресла. — Где-то я вас, сударыня, видел, а? Признайтесь, это не вы вчера у Гурвича на пол без чувств брякнулись? Нет? Тогда где же я вас видел?
— Может быть, в церкви? — робко спросила женщина.
— К дьяволу вашу церковь! Бред какой! Я там был однажды, потом плевался целый год. Какое невежество! Придумали какого-то бородатого деда верхом на облаке — и ну себе глупые лбы расшибать! Где он, этот ваш Бог? Вы его видели? И никто не видел! А душа? Сколько раз в анатомичке ни вскрывал человека, никакой души там нет, одни кишки и прочая мерзость.
— Так, по-вашему, чего нельзя увидеть, того и нет?
— Конечно! — вскричал доктор. — Это же наука!
— Значит, и мысли нет, раз ее не видно?
— Но позвольте! Есть прибор, который ее производит, — мозг!