Укрощая Прерикон

22
18
20
22
24
26
28
30

Но титан не имел и сотой доли тех сил, которыми обладал Минош, и на тысячную долю не мог поравняться с ним в ненависти к своему роду. Вершина не долетела до Тура, она упала далеко за Рубикон — в самый центр Палингерии, но так как на ее территории поместится с сотню империй, когда придет время искать обломок, не сразу люди найдут его. Дальнейшая судьба вершины когда-нибудь станет известна экспедиторами, отправившимися туда, а пока Рубикон остается непреодолимым препятствием между людьми, Палингерией и ее секретами.

Глаза титана погасли, но вечный свет не исчез — ведь когда ставни закрываются, содержимое комнаты не исчезает. С ужасным скрежетом хребет великана подломился в области шеи, а череп покатился вниз. Скелет же так и остался лежать, прижавшись к кольцу гор, опоясывающих Лоно, безжизненный, неподвижный. А Лоно умерло, река усохла, и казалось, никогда уже местная флора и фауна не восстановятся, никогда не прибегут сюда лошади Прерикон, не пронесутся по здешним лугам и не пожуют здешней травы. Но ошибочно это впечатление — уже через десять лет они будут здесь пастись, а кости титана покроются мхом и лишайниками, и жизнь восторжествует над вечностью! И хотя никогда прежним не станет Лоно, той травы, что росла здесь когда-то никогда уже не будет, и Старый падуб исчез навсегда, но вырастет новая трава, и будут еще старые деревья, а суть Лона не изменится никогда. Оно — сердце прерий — и миллион путей ведут туда.

Когда люди достаточно долго живут бок о бок и неважно, кем эти люди друг другу приходятся, так иногда бывает, что некоторые случаи, произошедшие когда-то, они не упоминают в разговоре. Как бы нарочито умалчивают, не сговариваюсь, так как всем понятно, что кому-то из них, части их или вообще всем им это происшествие неприятно. Случается всякое, порой вполне обычные, но попросту скверные вещи, ведь мир так жесток, но иногда людей объединяет загадка, тайна события экстраординарного, и тогда все молчат не только потому, что им неприятно вспоминать, но и еще потому, что то, что было, невозможно. Сверхъестественное необъяснимо, в ином случае оно перешло бы в категорию естественного, но малоизученного. И многое переходит, но бывает непостижимые уму человеческому тайны, непредназначенные для него, основанные на законах иной логики. То, что случилось в Лоне, одна из таких тайн.

Выбравшись из лощины, они понеслись по Монтгомери лейн, и даже когда какофония позади затихла, они продолжали нестись, остановившись только тогда, и не минутой раньше, когда Межевая гряда исчезла за их спинами, а от нее осталась только ровная полоса на западе. Только тогда они слезли с лошадей, позволив им и себе передохнуть немного. Светало, но Энни не застала рассвета, и тогда, когда все заговорили о том, какое красивое солнце, будто впервые в жизни его увидев, она вдруг с ужасом осознала, что слепа, и закричала. Кавалерия был рядом и прижал ее к себе. Зрачки ее стали белыми, как облака на небе, которых она уже не увидит ни сегодня, ни когда-либо вообще, только в своих воспоминания и мечтах.

Осмотрев глаза Энни, Мираж отвел Кавалерию в сторону и там, наедине с ним, произнес ей приговор: — Я здесь бессилен, друг, видеть она больше не будет. Того, что случилось вчера, не должно было произойти. Проклятие долины… Право, я не знал, что оно и правда существует, я…

Но Кавалерия уже отвернулся, он пошел обратно к девушке, и обнял ее за плечи. В тот миг, когда Мираж соврал, Кавалерия возненавидел его сильнее, чем Кнута, и понял, что когда-нибудь он убьет его, если, конечно, это возможно, или умрет в попытке, если нет. Но не сейчас: сперва он выведает все, что можно выведать об этом змее, облачившемся в кожу человека, и в решающий момент он будет на нужном месте, чтобы нанести ему удар. Если в спину — пусть, в честный бой верят только дети и мертвецы, проигравшие в нечестном бою, то же, что случилось ночью, наглядно показало, что покой им только снится.

Когда вчера Энни прижалась к Кавалерии, по его каменному сердцу прошла трещина. Он почувствовал что-то человеческое, что-то, чего уже давно не чувствовал. Забота о ком-то, защита чего-то важного, вернула его к жизни, теперь ему было ради чего жить, теперь он знал, за что готов сложить голову. Он дождался, пока Энни немного успокоилась, наклонился к ее уху и прошептал:

— Ты слепа, но я зряч и помогу тебе. Многие калеки умирают в одиночестве, по крайней мере, потому, что я обещаю тебе, что ты не умрешь одна, скажи, ты можешь перестать плакать?

Энни вздрогнула и, промедлив немного, утвердительно кивнула.

— Меня зовут Абрахам, Абрахам Смит…

Послесловие

Экспедиция Тюффона

Первая встреча человека и лошади Прерикон произошла семьдесят два года назад. Некий Шарль Тюффон — потомственный граф, премногая титулованный, известный меценат и ученый, член Имперской академии наук и, наконец, выходец из благородного, древнего и уважаемого рода Тюффонов — организовал экспедицию в так называемые Дикие земли — на тот момент бывшие просто огромным темным пятном на карте — с намерением пролить свет на это самое пятно. Тогда было принято рисовать разных чудищ на картах, отмечая так неизведанные места или те, где путника подстерегает опасность. На Диких землях красовался дракон, и до сих пор нету в мире ученого, который бы не мечтал хоть раз в жизни отыскать живого дракона, чтобы того поймать, описать и привезти в Зоопарк его величества.

Горячо молодое сердце! Так часто оно затмевает ум, навязывая телу авантюры. Никто не верил в успех предприятия Тюффона, никто не предполагал даже, что он на самом деле отважиться претворить сумасшедшую идею, посетившую его голову, в жизнь. Все до последнего момента были убеждены в том, что это лишь временное помутнение рассудка и что оно у юноши пройдет. Однако, не прошло! И когда карета молодого ученого выехала за ворота родового поместья, его матушка, вышедшая на крыльцо попрощаться с сыном, понадеявшись на то, что он вдруг одумается, внезапно с ужасом осознала, что видит любимое дитя в последний раз, и упала в обморок. Получилось, однако, не так, как она предполагала, — и материнское чутье иногда подводит, к счастью для нас, неблагодарных сыновей. Шарля она увидела живым по его возвращению спустя полгода, не сказать, чтобы триумфальному, уж точно не такому, о котором он мечтал, но уже вернуться из Диких земель означает многое, тем более почти целиком. Нужно ли говорить, что после этого путешествия Шарль Тюффон сделался заядлым домоседом? А, впрочем, я отвлекся…

Чертополох был в те годы просто маленьким пограничным городком, а не тем растущим молодым городом, которым мы знаем его теперь. Семьдесят лет назад это было просто забытое всеми место на юго-восточной границе Вельда — одной из крайних провинций Империи. Здесь размещался гарнизон пограничных войск, услугами, которые оказывал местным военным, городок и жил. Люди здесь пребывали в вечной нужде, почва была плоха и непригодна для возделывания, они облагораживали ее как могли, но могли они мало, и одним только фермерством кормиться не получалось.

В некоторый момент времени чертополохские мужики, чтобы прокормить свои семьи, повадились ходить за границу, охотясь на тамошнюю живность. Империя пока не наложила руки на те земли и потому никакого разрешения для промысла не требовалось, тем не менее платить местным охотникам все равно приходилось, так как на само пересечение границы в этом месте его величеством был наложен строжайший запрет. Со стороны диких земель никаких больших государств отродясь не существовало, прерии и то, что лежит дальше за ними, имперцы исконно считали своей вотчиной, просто пока еще не наложили на это все свои длинные, загребущие руки. Тамошнему гарнизону едва хватало людей для ежедневного пограничного караула, так что следить за всей границей сразу они не могли. Военные к тому же и сами были не дураки разжиться мясом и шкурами, не приложив для этого ровным счетом никаких усилий. В общем они и охотники в итоге нашли общий язык, жили в мире и, хоть и натянутом, но согласии.

В этот городок на задворках мира и приехал Шарль Тюффон в один прекрасный день в конце весны. По дороге туда он обзавелся спутниками, так что к моменту прибытия за его каретой уже тянулась вереница возов. В каждом большом городе по пути до Чертополоха он проводил по меньшей мере день, зазывая всех желающих примкнуть к нему. Обычно по одному-двум желающим набиралось из толпы. Это была не ахти-какая подмога, в основном пьяницы, сумасброды и бездельники, но все же рабочие руки, готовые отправиться к черту на рога или, вернее, забраться в пасть к дракону. Когда процессия прибыла к Чертополоху, все местные жители, бывшие тогда в городе, вышли смотреть на небывалое чудо — новоприбывших в город путников. Взгляды, которые бросали они на чужаков, не предвещали тем ничего хорошего. Местный люд был далек от гостеприимства, им едва удавалось сводить концы с концами, они никак не могли позволить себе лишних расходов. Если же чему и научила их жизнь, так это тому, что со стороны империи ничего хорошего не жди, — чаще всего это их предвзятое отношение было вполне оправданным, на счет же экспедиции Тюффона они ошибались как никогда в своей жизни. Можно сказать, что с Шарля Тюффона и началась колонизация Прерикона и, следственно, процветание Чертополоха. Иными словами, Шарль Тюффон был для местных подарком свыше, а не еще одной проблемой!

Заручившись поддержкой нескольких проводников и уладив вопрос о пересечении границы с начальством гарнизона, экспедиция Тюффона покинула Чертополох на рассвете следующего дня и отправилась в Прерикон, — именно так позднее назовут эту новую провинцию империи, так назовет ее сам Шарль в своих дневниках, опубликованных по его возвращению. Провожая повозки взглядом, местные лишь мрачно качали головами и сплевывали на землю, — так смотрят на эскорт приговоренного к смерти. Они смотрели им вслед, пока последняя из повозок не превратилась просто в маленькую точку, пылинку, потерянную где-то между бесконечным небом и безграничными прериями. А далеко-далеко на горизонте виднелся могучий горный хребет, много выше крупнейших стен каньонов, видный даже от Чертополоха, — там, у подножия гор, заканчивался Прерикон, а на той стороне хребта начиналась еще более дикая и еще более необъятная Палингерия. Туда нога храброго путника ступит еще не скоро…

Дни пролетали для Тюффона незаметно, его же спутники считали часы, минуты, мгновения до возвращения домой, даже захваченная в дорогу выпивка вскоре перестала спасать ситуацию, так как пить слишком много и слишком часто людям запрещалось. При всем при этом точной даты возвращения установлено не было. Деньги, затраченные на путешествие, принадлежали их нанимателю, Шарлю, он-то и должен был решить, когда поворачивать назад. Люди молились, чтобы неугомонный ученый удовлетворил свою страсть поскорее, они никогда не испытывали ничего подобного тому, что испытывал Тюффон, очутившись в вожделенных им Диких землях, иначе бы отчаялись вернуться совершенно. Шарль и раньше был в душе ребенком, теперь же этому ребенку предоставили песочницу для игр в полное его распоряжение. Насколько Шарлю было безразлично лидерство, настолько же самоотверженным ученым он был. Очень скоро у экспедиции возник еще один лидер, негласный, его звали Брэндоном. Он был человеком от народа, одним из проводников, нанятых Шарлем в Чертополохе.

Черноволосый и бледнокожий Брэндон был выходцем из Холлбрука, вместе с семьей он переехал в Вельд, сменив одну провинцию на другую, еще более дальнюю. Раньше он содержал таверну в Гасте — одном из северных городов на границе Холлбрука и Вэйланда, но разорился. Переезд в Вельд должен был поправить ужасное финансовое положение его семьи. Государство, нуждающееся в подъеме этой молодой провинции, обещало бесплатную землю всем переселенцам, оплатить все расходы на переезд туда, а также выдать им подъемные на первое время. Если бы Брэндон знал в какую дыру он везет свою семью, то, верно, остался бы у себя на родине, попытав счастья там, — пускай и в бедности, но знакомой. Он не был глупым человеком, но, как и большинство хороших и честных людей, ожидал, что и другие люди, встретившиеся ему на жизненном пути, будут с ним хорошими и честными в ответ. Чиновники в деле увеличения населения новой провинции не гнушались и открытого вранья, распространяя ложные слухи, о том, что в новом месте не жизнь, а сказка, с расчетом на то, что по-настоящему нуждающиеся и отчаявшиеся люди, когда прижмет, готовы поверить даже в рай на земле. В случае Брэндона и его семьи это сработало, как сработало и в случае почти всех жителей Чертополоха. Некоторые знали, на что подписываются, но все равно ехали за неимением лучшей судьбы.