Венец из окровавленных костей

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ты совсем всю честь в перьях пернатой шлюхи оставил. — Выругался Дунланг. — Убьешь сына спасшего твою сраную голову… — тан сплюнул кровью, на удивление, сил на то, чтобы попасть прямо по сапогам у него еще остались.

— Будь он достоин своего отца, он стоял бы рядом со мной, а не с вами…предателями и трусами. — Не смотря на озлобленность в голосе, клинок все-таки ослабил хват, а через секунду и вовсе оказался в стороне. — Связать их и на коней! Ночевку сделаем выше! — Скомандовал вождь.

— Тут еще двое… — горцы притащили два окровавленных костяных мешка. — Живы, хоть и тяжело ранены.

— Сбросьте их, все равно кровью в дороге истекут.

Хаг обессилено наблюдал, как двоих живых, слабо подёргивающихся соратников, соплеменников подводят к краю утеса, и, словно мешки с землей бросают вниз.

— Как его размазало-то! — Бросил один из горцев, смотря вниз с обрыва.

Под этот звериный хохот победителей Хаг обессилено погрузился в сон, сам, добровольно. Он слишком устал, даже для того, чтобы умереть.

Пробудился он тогда, когда тело перестало чувствовать движение. Сквозь пелену пробирался знакомый жар отдаленнного костра. Сеова привал, снова все по кругу. Руки что-то сдавливало — веревка. Он попытался расшевелить отекшими пальцами, проклиная свою усталось про себя. За то, что та не дала проснуться, когда его связывали. Совсем рядом рахдался топот шагов, секунда мучительной тишины и на Хага вырывается шматок холодной. Ледянной воды. Он неожиданности и холода, он не тольео открывает во всю глаза, но и вскакивает, почти вскакивает. Связанные ноги не дают этого сделать и под дружный хохот он барахтается на земле.

«Сукины дети» — прорычал Хаг про себя. Он ползком придвинулся к чему-то твердому и опершись, смог приподнять торс.

— Режь его — послышалось над ним.

Кто-то склонился над ним, холод стали оказался совсем рядом.

— Не дергайся. — Сказал тот же голос.

Хаг открыл глаза, взглянул на горца с ножом. Тот дернул головой в сторону, указывая на костер. Не дергайся — повторил он.

Северянин сильно удивился, когда горец приставил нож не к его горлу, а к веревке на ногах. Через секунду он почувствовал отсутствие сжатости внизу. Он радостно пошевелил ногами.

— Эй… — горец пнул по ногам. — Дернешься, ноги отрежу.

Двое подхватили Хага и подвели к костру. Он был слишком слаб, чтобы сделать хоть что-то, и просто плыл по течению. Ноги наконец-то расслабились и медленно волоклись по земле, он даже не чувствовал боль от трения с землей. Наконец его дотащили и швырнули перед костром на чью-то лежанку. Под задницей впервые за несколько дней оказалось что-то мягкое. Напротив него сидел лишь один горец, больше у костра никого не было, но он четко ощущал на себе десятки пристальных взглядов. Да и руки у него были связаны. Он уселся поудобнее, как только мог. Наконец, он смог продрать глаза, но рассмотреть горца, сидевшего напротив него, он не смог. Он лишь видел темно-рыжую, от света костра фигуру. Медленно скрубущую точильным камнем длинный кривой клинок. Пусть он и не видел лица, но сразу догадался кто перед ним — сам первый сторож каменного престола, вождь вороньих сукиных детей — Йемен.

— Хочешь воды? — Первым прорвал молчание вождь, не отводя куска камня от клинка. Его голос не казался таким приглушенным, видимо, снял свою маску.

Хаг мотнул головой.

— А еды? — так же медленно спросил он.

— Ну, если мне развяжут руки. — «Попытка не пытка». — И он удивился, когда стоящий позади безмолвный горец разрезал путы.