Венец из окровавленных костей

22
18
20
22
24
26
28
30

— Но как это связано со мной?

— Знаешь легенду о вознёсшемся Келлхусе? О бросившем вызов Аурланду и вставшим в один ряд с Лунгом-освободителем.

— Что-то слыхал — усмехнулся Хаг.

— Чтобы победить бога, смертному Келлхусу нужно было взять его силу, а чтобы получить силу бога, нужно стать им. Нужно познать божественную истину, нужно познать то же, что и бог. Нужно вкушать то, что вкушают боги, ну, и конечно…

— Нужно умереть и воскреснуть — закончил Хаг. — Я знаю эту сказку, и чтобы ты знал, если ты совсем отказался от веры своих братьев — север не признает вознёсшегося Келлхуса.

— Не забыл… — практически сквозь зубы прорычал Йемен. — Но за что наши старики научили нас ненавидеть его? Ты не задумывался?

Хаг благоразумно промолчал, хоть и знал практически все «песни о войне Лунга» чуть ли не наизусть.

— Потому что всесильный и всеблагой Лунг посчитал, что негоже, если люди станут подобны богам. Он скрыл истину, засунув Келлхуса в самую глубокую бездну на ненужную войну…

— Интересно ты пересказываешь «предание о копье», а я то полагал, что Келлхус, соблазнившись занять место Аурланда, поднял со дна миров добожественных существ, те, что были вскормлены самим бесконечным мраком… — Хаг поднял глаза вверх, вспоминая прямую цитату из «сказаний», которые слышал он с сотню раз. — «…ибо все, что можно назвать живым воспротивилась незрячей тварной сущности, что привел с собой отступник Келлхус. И поразил он детей и младших братьев богов, и была тогда великая смерть девять лет и девять зим…».

— Почти дословно — усмехнулся Йемен. — «…И на последний закат девятой зимы копье Лунга-защитника пронзило Келлхуса, и трижды тремя проклятиями был проклят убийца Келлхус. И упал он в самую далекую и холодную бездну и ныне разлагается там». — Продолжил Йемен. — Ну еще что-то там про то. Что Лунг послал Кулина за медом жизни, тот украл его у дальнего солнца и девять лет и девять зим поливали боги землю, пока она вновь не дала жизнь. Кажется, вот так это полностью звучит.

— Ну да — недоумевающе прокомментировал Хаг. — Поэтому проклятье девяти самое ужасное.

— Меня ему подвергли, и — он, улыбаясь развел руками.

— Ну, оно видно отразилось на твоем лице.

Над костром пронесся смех.

— Да, это все оно — протянул вождь, отпивая вино.

Хаг приложился вслед за ним. Он вдруг осознал, что не испытывает к этому изуродованному человеку, что еще пару дней назад пытался их всех убить, ненависти или неприязни. По сути, именно этот «враг» был ближе всего к нему. Он напоминал ему отца и его приближенных, так как и был из них. Он напоминал ему его детское окружение, и пускай хороших воспоминаний там по пальцам пересчитать, это, все таки было чем то родным. Но вот он вспомнил убитых на холме, друида, перерезающего глотку, избитого, покалеченного могучего и униженного Дунланга, и теплота куда то уходила…

— Но я слышал и видел иное.

— Видел?

— В котле перволесья. Друиды показали мне…

— А-а-а, друиды — усмехнулся пьяными глазами Хаг.