Под неусыпным надзором

– Ты научился… Чему? Управлять этим?

Юэн пожал плечами.

– Не совсем так. Ненадолго. Только до…

Он потянулся к стакану, не закончив предложение, и допил последние капли воды. Себ заподозрил, что он намеренно избегал ответа.

– Я пытался. Видит Бог, я пытался. Ты даже не представляешь, насколько это трудно. Но все, что нужно, – просто расслабиться и позволить этому произойти. Ты ничего не решаешь. Ты просто стоишь у двери и надеешься, что она откроется. Так говорил Хаззард. Мне понадобилось много времени, чтобы понять это. Бывало, иногда это происходило днем, когда я сидел, уносясь далеко в своих мечтах. Но чаще всего это случалось перед сном. Нельзя заставить это случиться. Припадок встряхнул что-то внутри меня, то, что до поры до времени было скрыто, заставил работать мой дар.

– Да, насчет припадков. Тебе не нужны лекарства? Может, вызвать врача? Это ведь чертовски серьезно. Ты совсем не заботишься о своем здоровье?

Юэн посмотрел на Себа так, будто тот задал ему ужасно глупый вопрос. В его взгляде читалось: конечно, мне плевать. Какое ему дело до здоровья, если он нашел нечто более великое, чем сама жизнь? Нечто, что, как он думал, могло изменить его собственное нудное и мучительное существование.

– Это начало происходить и без припадков. Слава богу, они оказались не обязательными. У меня были лекарства, чтобы поддерживать мое состояние. Но иногда, совершенно неожиданно, когда я отдыхал или очень сильно уставал, я просто выходил из своего тела. Случалось, когда я засыпал, меня вдруг охватывало чувство полета, мне казалось, что я вышел из своего тела и полетел высоко-высоко. Я просыпался, широко открывал глаза. Я был в полном сознании, но смотрел на себя сверху, с потолка. Я действительно парил в воздухе. Ранним утром я мог пробудиться от сна и сесть в кровати, но мое тело все еще оставалось лежать.

Где-то в это же время это стало случаться в кино. Я стоял в проходе, в трех футах от своего места, и смотрел, как я сижу в кресле. Я даже не помнил, как покидал свое тело. Я просто сразу был там.

После первого припадка, когда мне поставили диагноз, я вернулся на какое-то время домой. Помню, как утром мама пришла ко мне в комнату. Она принесла чай и лекарства, чтобы убедиться, что я их приму. Помню, что наблюдал, как она входит в комнату и подходит к кровати. В этой кровати лежало мое тело. А я, наблюдая за этим, стоял в углу.

Как только я начал осознавать, что происходит, возвращение в собственное тело стало получаться с каждым разом все труднее и труднее. Болезненный щелчок или удар – и я снова в тюрьме своего тела. Чувствую себя слабым, усталым и разочарованным.

Я понял, что легче покидаю свое тело, когда расслаблен. Полностью расслаблен. До последнего мускула. Я стал употреблять релаксанты, когда мог их достать. У матери были таблетки от приступов паники. Мне они помогали. Я сочетал прием медикаментов с йогой и медитацией. Несколько лет потратил на изучение этого, пока жил у мамы. Все должно быть в полном порядке – тело, разум, окружение, обстановка, – иначе ничего не получится. В комнате обязательно должно быть тепло. Я начал заниматься дыхательной гимнастикой, а потом научился по частям усыплять свое тело.

Себ поморщился, представив себе, как этот эгоистичный придурок таскает лекарства у своей старой мамочки, но Юэн по-прежнему был погружен в воспоминания.

– Я начал с мизинца на правой ноге. Как ты думаешь, сколько нужно времени, чтобы заставить уснуть один палец? Я научился этому. Постепенно я научился усыплять все свое тело. Оно мертвело, а потом разом все расслаблялось. Дольше всего пришлось повозиться с мускулами лица. В конце концов я добился такой степени расслабления, что по многу часов мог находиться между сном и бодрствованием. Это был ключевой момент моего обучения. Очень важно уметь находиться между двумя состояниями сознания и по желанию отключать одно из них. Этому я научился, когда наконец добрался до глаз. Вместо них я должен был представить вакуум, дыру, великую пустоту.

Наконец я достиг этого. В доме моей матери, в абсолютно пустой белой комнате, где ничто не могло помешать мне. Я вновь оказался под потолком, глядя с высоты на свое собственное тело. В течение двух лет мне удалось проделать это по собственному желанию сорок три раза. Я вел дневник. Сорок три раза – только представь себе!

Юэн откинулся назад и возбужденно выдохнул:

– Наш разум – или то, что находится внутри него… – это ключ. Но это одновременно и тюремщик. Тревога, удивление, шок – любая умственная активность может разрушить эксперимент. Я не мог позволить себе медленно умереть, как случилось со многими другими, кто дошел до этого уровня раньше меня. Ты начинаешь инстинктивно паниковать. Первобытный страх хватает тебя за горло: вдруг не вернешься. В твоем теле срабатывает инстинкт самосохранения. И с этим я ничего не мог поделать. Я перестал принимать лекарства. Тогда я смог оставлять тело во время припадка. Пока мое тело пребывало в шоке, эксперимент мог длиться дольше и продуктивнее. Выход души из тела проходил лучше только в те моменты, когда я был на грани смерти.

– И теперь ты больше не принимаешь лекарства, я правильно понял?

– У меня их больше нет, – сказал Юэн таким жалобным голосом, какого Себ еще не слышал.

Так вот, значит, как он будет теперь терроризировать Себа. Подвергнет свое здоровье смертельной опасности.