Солнца трех миров

22
18
20
22
24
26
28
30

– Есть конечно. А зачем они нам?

– Как справедливо сказал Мартинес, материальные подтверждения предчувствий всегда лучше одних предчувствий.

– Да за что он вам всем так не понравился?

– Почему не понравился? Умный человек. Всегда думает, что говорит, но не всегда говорит, что думает.

– И все-таки – за что?..

– Должна сама понимать. Не он нам не понравился – мы ему. За исключением разве что тебя. Хотя поводов ему мы не давали, раньше никогда не встречались, и никто из нас на Земле не участвовал в гонениях на либеров. И даже предубеждений против них не имел. Мартинес все это знал. Может, вы мысли и не умеете читать, но чужие эмоции чувствуете от и до, верно? И Мартинес, конечно, нас до кишок прощупал. Но даже на денек не предложил задержаться в городе, хотя бы из вежливости, а ведь понимал, что все равно откажемся.

Я повернулся, собираясь уйти, но Инга меня остановила:

– Давай уж договаривай.

– Зачем? Но если хочешь, пожалуйста. Мартинес этот твой ненавидит людей – вообще всех. И это сильно заметно. Он понимает, что всех-то – не за что, не хочет этого, он из-за этого сам себе противен, но ничего с собой поделать не может. Он угощал нас за столом – и ненавидел. Он рассказывал о планете, заботился о нас, устраивал на ночлег – и ненавидел. Он, поди, полночи не спал, делая распечатки и загружая в планшеты информацию, которая поможет нам выжить, но когда расставались, удачи не пожелал – опять же, хотя бы чисто формально, по обычаю. Даже тебе – потому что ты не осталась, а пошла с нами.

– У него всю семью убили, – глухо сказала Инга. – И сам он остался жив только потому, что нашел хоул.

– А мы тут при чем?

– Ни при чем. Но понять-то человека можно?

– Еще бы. И ты только что убедилась, что я его понимаю. В остальных тоже вряд ли есть смысл сомневаться. Ты с нами уже сколько? Ну и как – были с кем-то неприятности? Обнаружилась у кого предвзятость? Разве что у Тани она была, но ее самой больше нет. Однако же, согласись, оснований для всяческих подозрений у людей по отношению к либерам более чем. Слишком уж вы закрытые ребята – во всем, что вы говорите о себе, вам приходится верить на слово, потому что проверить вас никак нельзя. А вера – штука ненадежная, не то что знание. Эта ваша чувствительность к информпотокам, она вроде второго зрения. Ну и представь, как будет чувствовать себя слепец рядом со зрячим, – и подумай, какие преимущества будут иметь зрячие в обществе слепых. Было б очень странно, если бы вторые не опасались первых. А теперь, после всех этих гонений и убийств, у каждого разумного человека при встрече с либером просто обязана появиться мысль: а не решил ли тот мстить? Не убийцам – а вообще всем без разбору?

– Мы не собираемся мстить, – сказала Инга. – Даже и убийцам.

– И в этом мы тоже должны верить вам на слово. Понимаешь?

– Понимаю. Спасибо за откровенность.

– А мне чего скрывать? Я камней за пазухой не держу, слишком тяжело их таскать. Тебе я верю. Да что там – и Мартинесу тоже. И недоволен лишь тем, что только верю.

Остаток дня и половину следующего мы добирались до автотрассы, а выехав на нее, вскоре свернули к другому городу. Его западные ворота тоже оказались открыты, дальше в пустыне мы обнаружили следы пеших колонн, и они точно так же оборвались посреди ничем не примечательной равнины.

– На Земле запад во многих религиях ассоциируется со смертью, – сказал Лысый. – Как считаете, параллельку провести позволительно?

– Сомневаюсь, что тут имел место религиозный экстаз, – заметила Инга. – И у рори, и у бести не было религии в строгом смысле слова.