— А замок моего охреневшего кузена твоя катапульта сможет разнести? — уточнил Зеленый.
— Легко…
— От таких известий, милый, мое душевное здоровье пошатнулось. Хорошо бы выпить ругийских капель. А еще лучше — межгорского вина. И желательно побольше.
— Перебьешься.
— А как же празднование грандиозного успеха?! Где веселые девки и накрытые столы?!
— А ты тут при чем? Летал где-то, пока мы дрались, и появился, когда все уже закончилось.
— Я бдел! Без меня все в луже утонете, салаги сухопутные! Губы печет, будто раскаленный якорь поцеловал! Боль души полагается заливать соком южных виноградников! Эй! Трактирщик! Еще! За дудочку!
— Будет лето — будет виноград. Будет виноград — будет сок. Будет сок — получишь. Я знаю, что ты имел в виду перебродивший сок, но мне не до тебя. Не видишь, что вокруг творится? Сейчас меня стошнит — и попробую прямо на тебя это проделать.
Зеленый, значительную часть свободного времени занимающийся личной гигиеной и прихорашиванием, взмыл в небо самолетом вертикального взлета — больше всего в жизни он боялся запачкаться. Даже руками трогать себя не позволял — ведь прикосновениями можно осквернить его чистейшие перья. Эстет, блин…
Тук, протолкавшись через муравейник собирающих трофеи бойцов, заставил встать на колени парочку схваченных демов. Оба были изрядно потрепаны в ходе боя, затем поколочены после пленения и выглядели не слишком угрожающе. Горбун, считая, что ничего плохого они мне сделать не в состоянии, взмолился:
— Сэр страж! Дозвольте соберу добро с тех, кого вы порубили и я. А то ведь бессовестных людишек везде хватает — растащат, и не посмотрят, что чужое.
— Иди, — кивнул я, оглядывая пленников.
Оба рослые, плечистые, лица простые, вполне европейского вида. Не заметно в них ничего южного. Шлемов и оружия нет, но остальное не успели отобрать — оба в пластинчатых доспехах, кольчужных юбках, высоких сапогах. Руки поясами связаны за спинами.
Нормальные ребята на вид. Их отмыть — и можно ставить в одну шеренгу с бакайцами, не отличишь. Хотя помнится, что среди людоловов встречались ярко выраженные семитские физиономии, но этих даже в темноте за арабов не примешь.
Что с ними случилось? Как такое может быть? Язык не поворачивается называть их нелюдями, как доказывал своим бойцам. Не верится, что эти на вид обычные парни ради забавы издеваются над стариками и водят дружбу с омерзительными созданиями.
Один совсем плох — так и норовит завалиться набок, закатывая глаза. Из его ушей сочится кровь — похоже, здорово приложило при взрыве. Второй в бою и при диверсии вроде не пострадал, зато били его усерднее. А куда бить, если тело доспехами прикрыто? Правильно — только в морду. Лицо у него превратилось в сплошной синяк с расплющенным носом и щелочками заплывающих глаз. Но держится бодрее, так что с него и начну.
— Ты знаешь, кто я?
Быстрый взгляд на меня, потом на Штучку в руках. Разбитые губы растянулись в кривой ухмылке:
— Страж. Нам рассказали о тебе.
Понятно — тоже умеют информацию от пленных получать.