Муос

Когда на их базе стали строить бункер, Рэй посчитал это глупостью. Когда объявили тревогу и командование отдало приказ занять убежища и укрытия, он, как и все, забежал в недостроенный еще бункер, считая это временным неудобством. Их городок и их базу не бомбили. Связь с военным руководством оборвалась. Сквозь гудящий помехами эфир изредка пробивались голоса радиостанций, главным образом Южного полушария. Из обрывочных сведений невозможно было понять, кто и из-за чего начал эту войну. Но Рэю вскоре стало ясно, что прежний мир больше не существует. В отличие от наивных солдат и младших офицеров, которые были уверены, что за ними скоро кто-то приедет и куда-то увезет, Славински первым понял, что помощи им ждать уже неоткуда.

Ночью они вышли из бункера на поверхность в защитных костюмах. В той стороне, где был Вильнюс, стояло зарево пожаров. Уровень радиации неуклонно увеличивался. Возле базы метались растерянные литовцы — они, очевидно, хотели получить от военных разъяснения или помощь. Увидев, что американцы одеты в скафандры, литовцы стали что-то кричать на своем языке, женщины плакали. Потом хлынул дождь. Это был необычный дождь — раствор радиоактивной гари и пепла в воде. Даже в скафандре оставаться наверху было опасно. Они вернулись в бункер.

Шли дни. Через неделю литовцы нашли шлюзовую будку спуска в бункер и начали стучать во внешнюю дверь. Какая-то школьница на ломаном английском просила впустить их внутрь. Эти призывы, понятное дело, игнорировались. Потом местные начали чем-то стучать по массивной двери, явно пытаясь ее взломать. Рэй, не дожидаясь согласования с командиром базы, принял решение. Он и еще три морпеха, снова облачившись в защитные скафандры, поднялись в шлюзовую будку. Открыв дверь, Славински хотел жестко потребовать оставить территорию базы, но литовцы начали ломиться к ним. Их было человек тридцать. Многие держали на руках детей. У большинства уже проявлялась лучевая болезнь, у некоторых на лице и руках были язвы. Они настырно проталкивались в будку. Рэй хорошо знал инструкции: посягательство на военный объект дает право открыть огонь. Он отдал приказ стрелять и сам выпустил несколько коротких очередей в упор. Семеро местных упали у двери будки, остальные испуганно отшатнулись. Оглянувшись на своих, Рэй понял, что стрелял только он. Солдаты, вышедшие с ним, растерянно замерли и недоуменно смотрели на него сквозь стекла шлемов.

Командир базы, полковник Моррисон, последнее время занимался тем, что опустошал спиртные запасы бункера. Узнав о «подвиге» своего заместителя, он пьяным голосом безапелляционно заявил:

— Славински, вы сволочь! — Однако никаких мер он не принял, остался сидеть в своем кабинете, тупо и пьяно вглядываясь в фотографию своей семьи, которая жила в Индианаполисе. Ночью полковник застрелился. Рэй стал командиром базы.

Прошло полгода. Городок вымер. Никто не нарушал покой бункера. Правда, стали появляться какие-то странные животные и птицы. Один раз не вернулись три человека, ушедшие в разведку в город. Следующий разведотряд нашел их пустые скафандры, измазанные желтой слизью.

В бункере тоже было нехорошо. В замкнутом пространстве солдаты и офицеры сходили с ума: начались драки, самоубийства, сумасшествия. Для наведения порядка Рэй сначала практиковал аресты, потом расстрелы, а однажды ему пришла гениальная мысль — выгонять провинившихся без скафандров на поверхность. Это было очень поучительно для других. Приговоренный солдат медленно умирал, скуля и плача у будки бункера, и его причитания долгое время слышались на верхних ярусах.

Истощались припасы. Заканчивались противорадиационные фильтры. Грунтовые воды подмыли одну из стен недостроенного бункера, и теперь на нижнем ярусе по щиколотку стояла вода. Связь с внешним миром установить не удавалось. Рэя боялись, но он чувствовал, что в один прекрасный момент его просто задушат. Славински начал серьезно задумываться, что и его жизнь, похоже, дает трещину.

* * *

База была расположена недалеко от белорусской границы, и собственно, основной ее задачей в случае войны являлось десантирование в Беларусь, перекрытие транспортных коммуникаций, уничтожение инфраструктуры и ПВО. На базе имелся свой советник по белорусскому вопросу — Александр Заенчковский. Раньше он был директором одного из мясокомбинатов, за махинации против него возбудили уголовное дело, но арестовать не успели: Заенчковский эмигрировал в Литву, где провозгласил себя «борцом за свободу», притесняемым «тоталитарным режимом». Он получил политическое убежище, неплохое пособие и гарантию о невыдаче белорусской стороне. Вскоре ему предложили работу на натовской военной базе в качестве «консультанта по белорусскому вопросу». Работа была несложная: объяснять особенности национального менталитета и помогать контролировать развитие белорусской экономики, по возможности препятствуя ее укреплению, а также сеять враждебные настроения в обществе и прочее.

Когда завыли сирены, Заенчковский сориентировался и побежал в бункер. В сутолоке не заметили, что в бункер пробрался штатский. Через некоторое время его притащили к пьяному Моррисону. Последний тупо посмотрел на собачье преданное лицо Александра и вяло махнул рукой: «Пусть живет!». Заенчковского оставили, и он стал мыть в бункере полы, убирать туалет, делать прочую черную работу.

В один из дней Рэй мрачно сидел один в кабинете командира, когда к нему вошел адъютант. Он доложил, что на прием хочет попасть «этот русский». В надежде хоть как-то отвлечься от черных мыслей, одолевавших его, Славински кивнул. Заенчковский зашел и начал говорить очень быстро, боясь, что ему не дадут высказаться до конца и выгонят. Он сообщил, что еще будучи директором мясокомбината, он однажды получил странный госзаказ. Подрядчиком выступало военное ведомство с аббревиатурой, которую он теперь уже не помнит. Необходимо было произвести огромное количество тушенки для долговременного хранения. Оплачивался заказ хорошо. Он познакомился с представителем заказчика — каким-то подполковником, и так получилось, что они решили вместе отметить удачную сделку (Заенчковский не упомянул, что вместе с подполковником они украли две машины секретной тушенки — и обмывали именно это событие). И вот тогда пьяный вояка рассказал ему, что Беларусь всерьез готовится к войне, что на базе Минского метро и прочих подземных коммуникаций формируется грандиозная система убежищ и что этот заказ — именно для подземных складов.

— Так вот, если бы попасть туда, можно было бы освободить белорусский народ от тоталитаризма и принести к ним свет демократии, а заодно взять под контроль некоторую часть продовольствия подземных убежищ! — закончил рассказ Заенчковский.

Слушая Александра, Рэй начал приободряться. Да ведь у них в подземных ангарах стоят вертолеты, а в бункере остались летчики! Этот потенциал он может и должен использовать для новых побед. Оценив смекалку Заенчковского, Славински назначил его советником, а вскоре тот стал правой рукой начальника базы.

Сообщение о предстоящей операции ободрило солдат. Тысячный контингент уже мечтал о том, как они заживут в роскоши Минского метро. Как благодарные минчане, а главное, минчанки будут рады освободителям. Всем надоел этот дурацкий тесный бункер. К тому же в последнее время морпехов пугала все прибывающая вода на нижнем ярусе и уменьшение дневного рациона, не говоря уже о том, что кофе и курево давно закончились.

Рэй сам отобрал лучших бойцов для первого десантного отряда. Четыре десантных вертолета в сопровождении трех «апачей» покинули базу. Семьдесят десантников гомонили и шутили под громкую боевую рэп-композицию. Не портил настроение даже унылый зимний пейзаж за бортом. Во флагманском вертолете летели Рэй и его новый советник.

Заенчковский, который хорошо помнил Минск, не узнал город, вернее то, что от него осталось. Эскадрилья долго кружила над мертвыми развалинами — Александр все никак не мог сориентироваться в расположении улиц. Наконец он ткнул пальцем, и они приземлились в центре площади. Одетые в противорадиационные скафандры, морпехи высыпали из вертолетов.

Рано утром они постучали в гермодверь станции метро Молодежная. Из-за двери удивленно спросили, кто стучит. Заенчковский ответил, что свои. Люк открыли. Это было верхнее помещение, где в основном находились старики, инвалиды и больные. Оттолкнув в сторону хилых, ничего не понимающих «защитников», отряд прошел к следующей гермодвери и таким же образом проник в нижние помещения. Без единого выстрела американцы разоружили немногочисленную местную службу безопасности и провозгласили станцию территорией Соединенных Штатов.

Огромных запасов провизии, о которых говорил Заенчковский, здесь не нашли. Не встретили они и особой радости на лицах минчан от прибытия освободителей. Хотя, по правде сказать, и огорчения их приход тоже не вызвал. Таков уж менталитет белорусов. Если выразиться одним словом, то самым уместным, пожалуй, будет определение «памяркоуныя», что означает «спокойные», «равнодушные», «терпеливые».

Жители Молодежной были измучены борьбой за выживание, кроме того, они не поддерживали последние решения администрации Муоса, поэтому смену власти встретили почти равнодушно.

Отряд морпехов двинулся в направлении Фрунзенской. Разоружили ничего не понимающих дозорных на входе. Захват станции прошел по тому же сценарию. Но несколько фрунзенцев успели покинуть станцию. Они объединились с дозором на выходе, послали двух солдат на Немигу, а сами организовали заслон. Восемь защитников, вооруженных одним автоматом, несколькими арбалетами и ножами, вступили в неравный бой, который длился десять минут. Выстрелы из армейских гранатометов уничтожили дозорных, не успевших даже ранить ни одного противника.