Ротмистр

– Я почем знаю? – отмахнулась Евдокия.

– Вот те раз, – пригорюнился Савка. – Как же мы их отыщем-то?..

За околицей стеной стоял лес. Деревушка кончилась.

– Отыщем, – Евдокия остановилась напротив крайней избы и неуверенно потянула калитку. – Хозяева! Есть кто дома?..

Скрипнула дверь. На порог вышел, опираясь на палку, дед. Прищурился на солнце.

Они стояли друг напротив друга, не говоря ни слова, старец и девушка. После обнялись как-то странно, соприкоснувшись лишь предплечьями. Перебросились парой фраз – слов Савка не разобрал, и обернулись к нему.

– Это мой… муж, – представила Савку Евдокия. И отчего-то смутилась.

Старец покивал, улыбнулся уголками рта. Но Савку обнял уже по-православному, троекратно.

– Я дедом буду супружнице твоей… Проходите в дом, сейчас на стол соберу. Устали, небось, с дороги…

– А как величать-то вас, дедушка? – спросил Савка.

– Ты зови меня Птахом, сынок…

* * *

Шестерик лошадей, конечно лучше четверика. Но на узких проселочных дорогах уж больно тяжел он в управлении, неповоротлив. Поэтому Ливнев предпочитал путешествовать четверкой. Сильные хорошо съезженные рысаки с опытным кучером еще дадут фору любой помпезной шестерке. Да еще с легкого хода каретами, они в особой службе тоже непростые. С крепким остовом, с усиленными осями, высоко задранные на рессорах, с колесами, заваренными в каучук, – на них по мостовой ехать будешь – тряски не ощутишь. Да что говорить, на экипажах такенских по мощеным дорогам не ездят – летают!

Три кареты одна за другой легко перемахнули холм и простучали по мостку через овражек, подняв после себя пыль. Две передних везли пассажиров. Арьергардная – багаж и разную мелочь, необходимую в долгой дороге. Там отыскались бы сменные колеса и упряжь, внушительный инструментарий, запас овса, ледник и походная плита. Таким манером путешествовать можно долго, и расстояния покрывать изрядные. Ливнев считал, что с него хватит и прочих хлопот, поэтому не желал к ним прибавлять еще и дорожные.

– …Конечно же, я должен был догадаться раньше, – Ревин укрыл курткой Айву.

Положив голову ему на колени, девушка спала рядом на сиденье, свернувшись калачиком. Дальняя дорога утомила ее.

– Простреленный пятью пулями балахон, таинственное исчезновение незнакомца в пустой комнате, загибал пальцы Ревин, – жуткие видения, о которых рассказывала Айва… Мы называем их Сыпь. Разумная форма жизни, состоящая из мельчайших, тоньше человеческого волоса песчинок, связанных невидимой… – Ревин пощелкал пальцами, подбирая слова, – силой… Полем, подобным магнитному. Этим существам ничего не стоит просочиться в сколь угодно малые отверстия, например, сквозь щели в полу. Они невосприимчивы к любым механическим воздействиям, вакууму, едким средам, зато сами могут разрушать достаточно твердые вещества. Поглощают энергию в широчайшем спектре, как солнечную, так и… – Ревин снова споткнулся, – другие ее виды… Сыпь имеет возможность воздействовать на нервные окончания живых организмов, обмениваясь таким способом информацией образного свойства. Именно так мы и общаемся с представителями их расы. Предполагается также, что при желании Сыпь может навязывать свою волю, вызывать галлюцинации и другие неприятные исходы, включая летальный.

– Каким способом можно уничтожить это… эту… мерзость… – спросил Вортош.

– Самый плохое в том, что при нынешнем уровне вашей науки и технологий, никаким… Теоретически, если на пару часов поместить Сыпь в стеклодувную печь… – Ревин задумался. – Однако, вряд ли такое осуществимо.

– А почему мы, собственно, так уверены в ее враждебных намерениях? – нахмурился Ливнев. – Может, мы чего-то не понимаем?..