– Теория единого мыслительного пространства попросту логичнее. Зачем дробить мысль по числу черепных коробок на планете, если лучше постулировать ее единой, а индивидуальности мозги – как бы «подключенными» к ней?
– Вот, кстати, эта техногенная аналогия про подключенность как раз позволяет объяснить тот самый вопрос, почему мы разные, – придумал я. – Глубина подключения, уровни подключения, режимы подключения, протоколы передачи информации и тому подобное – тут можно долго фантазировать.
– Представлять себе материальное воплощение идеи совсем необязательно. Главное, что она объявляет границы между личностями …э-э …несущественными. Например, Набоков в «Себастьяне Найте» формулирует так, что можно сознательно жить в любой понравившейся душе или даже во множестве душ. Но и это – грубоватая материализация. Речь даже не о вселении, не о переходе, а о том, что нет никакой разницы в том, чтобы быть тобою или мною.
– То есть я – это отчасти ты? Или даже не отчасти, а совсем. Понятно, – я засмеялся. – Но почему же мы все-таки этого не замечаем?
– Извини, что аргументирую к экономике, в которой ты не силен – подала голос НТ, – но, может, все дело в конкуренции? Иллюзия конкурирующих сущностей помогает единому Разуму развиваться. Если бы он был один, ему не на кого было бы равняться.
– Я слышала, – поддержала Маша, – что сетевые продуктовые магазины только изображают множественность, а на самом деле находятся в руках одного владельца. И то же самое – сотовые операторы. Благодаря этому они соревнуются друг с другом, улучшают свое качество, и в целом приносят больше денег хозяину.
– Какая ужасная вульгарная трактовка! Но верная. Я в своих попытках сложности осмеян и низвергнут на самое дно! – воскликнул Костя. – Что ж, почему бы и нет – конкуренция… Точнее, добровольное расчленение себя на разные полюса, на тебя, меня, его и ее, чтобы удобнее было вести беседу с самим собой. Вот позиция сложности – в противовес ей автоматически возникает позиция простоты. Грусть уравновешивается веселостью и для вида спорит с нею. Добро само порождает зло, чтобы его постоянно опровергать. Иначе будет неинтересно. Не будет смысла. Точнее, вообще ничего не будет. Не будет движения. Все сущее застынет и свернется в сингулярность. Допущение множества сущностей нужно, чтобы продолжалось активное существование. А если говорим о ноосфере – чтобы имело смысл мышление…
Нам пришлось подняться, потому что примчались запоздалые обладатели нижних полок и принялись раскладывать свои вещи. Мы с Костей перешли в закуток рядом водонагревателем, напротив купе проводников – там было поспокойнее.
– Выходит, мы спокойно можем стать, ты – мной, а я – тобой? – улыбаясь, спросил я.
– И множеством других. Если границы личностей – условность, которую мы сами для удобства установили, но несложно эти границы передвинуть по-другому. Если грубо – все перемешать и по-другому разрезать… А точнее – просто
– Значит, для этого не нужен Николай с его опытами?
– Я не знаю, – вздохнул Костя. – Может, Николай все же для чего-то нужен. Но чтобы это узнать, надо его найти.
– Провожающие, покиньте вагон! – напомнила проводница.
Девушки подбежали к нам. Маша, стесняясь выражать чувства при всех, будто бы невзначай ткнулась лбом в костино плечо. Костя, тоже не любитель внешних проявлений, незаметно коснулся пальцами ее руки. Мы еще раз проверили, передал ли я ему ключи-для-передачи-его-маме-для-передачи-Оленьке.
– Главное – не теряйте веру, и я к вам приеду! – крикнул он, выскакивая из вагона. Суета соседей не позволила нам до конца исполнить ритуал вокзального прощания, до боли в кистях намахавшись в окно. Мы только пару раз махнули костиному лицу, возникавшему то там, то здесь в просветах между их спинами, и перрон отъехал.
Николай
Заповедник встретил меня интересной смесью переживаний: я как бы оказался в походе, но при этом – дома. Все визуальные, слуховые, тактильные ощущения ассоциировались с потребностью двигаться, куда-то идти с рюкзаком за спиной. Но уходить было некуда: сотни квадратных километров лесов и скал теперь и были моим домом. С людьми – наоборот: их здесь очень мало, поэтому каждый – это концентрированный человек, воспринимаемый во сто раз более четко, чем в городе, и способный заменить собой сотню разреженных человеческих фантомов, с которыми я знался прежде. А персонажи соцсетей, эти лица в кружочках, которые в прошлой жизни были такими весомыми, теперь и вовсе превратились в бесплотные нейтрино, непонятно зачем введенные физиками в картину мира. Были ли они когда-либо? Все воображаемые сущности оказались вмиг раздавлены тяжелой гипер-материальностью: лесом, холодом, дождем за шиворот, чудовищной тряской в «буханке», запахом поленницы, чавканьем грязи под подошвами, туманными холмами на горизонте. Вроде бы я регулярно испытывал все это в походах, и даже хвастливо полагал себя большим знатоком по части подобных ощущений, но теперь все было по-другому – это был не путь, это была не гостиница, это была, как минимум, очень длительная стоянка. И я уже не был инородным элементом, который подобно комете стремительно пролетает чужую галактику – я был частью всего этого. Во всяком случае, должен был стать. А город между тем уплывал все дальше. Он уже казался островом посреди моря. Правда, пока достаточно большим, чтобы издали угадывались дома и даже люди, но я уже их не слышал: звуки скрывало расстояние и шум воды. Впрочем, почти все главные люди были здесь, рядом, и еще один должен был приехать вот-вот. Легкомысленно транжиря деньги, я ежевечернее докладывал Косте о своих чувствах. Ощущаю ли я страх, разочарование? А должен? Пока что здесь столько забот (признаться, не ожидал от этой глуши), что просто не успел об этом подумать. Вот когда ты приедешь, ты мне все объяснишь, произведешь нужные настройки, и я пойму, что чувствую…
– А как девушки? Не скучают? Маша говорит, что счастлива, но, может, это по другому поводу…
– Докладываю: девушки в перерывах между хозяйственными заботами пишут план каких-то экопросветительских мероприятий. Заметь – от руки. Тут так принято, так как картриджей в конторе не хватает. На выходных, возможно, проведут первую экскурсию для школьников под наблюдением старшего товарища. Тася вечерами сочиняет эссе, а Маша – рассказ. Еще они обожают сидеть у печки. Вобщем, ведут себя так, словно жили здесь всегда.
– А ты?
ebooksa